Гусар - стр. 25

– Второй акт! – выкрикнул Лещин, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, а это, скажу я вам, было не так уж просто.

Народ, собравшийся на площади, после моего первого же выступления своей реакцией дал понять, кто настоящий король на этом празднике жизни.

Да, им все это было непривычно. Особенно, на фоне того же Александра Сергеевича с его «выпьем няня, где же кружка». Но тут еще немаловажный момент – ритм. Он задавал моему «рэпу» тот самый запал, который так ошарашил зрителей. В хорошем смысле этого слова.

Орлов попытался ответить. Он снова начал в своей классической манере, но теперь это звучало жалко и неубедительно. Поручик скорее мямлил, чем говорил.

– Сударь, вы хам, и ваша речь – позор…позор…

Для дворянина… это… приговор…

Он сбился. Его мозг, привыкший к размеренным ямбам, не мог тягаться с ураганом моего речитатива. Я не дал ему опомниться и добил:

Закончив, я вскинул руку. И после секундной паузы толпа взорвалась. Это был не вежливый смех, а настоящий рёв – смесь шока, восторга и хохота. Гусары хлопали, кричали, кто-то даже присвистывал. Орлов стоял белый как полотно, сжимая кулаки. Он проиграл. Вчистую.

Поручик молча развернулся и, сгорая от стыда, стал проталкиваться сквозь хохочущую толпу. Его секунданты поспешили за ним.

Я победил. Все. Дело сделано.

Но главное – это реакция зрителей. Однополчане смотрели на меня совершенно другими глазами. В их взглядах больше не было насмешки. Было удивление, смешанное с новообретенным уважением. «Зануда» и «душнила» оказался способен на такое.

Я нашел взглядом Антонину Мирофановну и она медленно, с задумчивой улыбкой, кивнула мне.

В этот момент я уловил обрывки слов одной из компании, посетивших дуэль, их восторженное обсуждение:

– …черт побери, видали, как он его? «В голове – пустота да бумага!» Ай да Бестужев!

– А манера-то какая! Странная, дерзкая, но как действует! Орлов слова вымолвить не мог! Не припомню такого прежде.

Я оставил гусар переваривать произошедшее и направился прямо к своему секунданту. Шум толпы стихал за спиной, уступая место звенящей тишине между мной и Антониной Мирофановной. Она смотрела на меня не моргая, и в глубине её тёмных глаз я видел бурю эмоций: удивление, смех и что-то ещё, совершенно новое – уважение.

Не успел я и слова сказать, как сзади подлетели мои верные слуги. Первым, конечно же, был Прошка. Его лицо сияло так, будто он только что получил чин генерала.

– Барин! Пётр Алексеевич! – задыхаясь от восторга, выпалил Прохор. – Я так и знал! Я верил! Как вы его! «Пустота да бумага»! Я всем перескажу, каждому! Вот это по-нашему, по-бестужевски!

Тут же его оттеснил Захар. Лицо старика, напротив, было полно вселенской скорби и ужаса. Он схватил меня за локоть, будто боялся, что я сейчас же испарюсь. Или побегу по городу, выкрикивая свою «короночку» в виде хлесткого рэпа.

– Батюшка! Что ж вы наделали-то?! – зашептал он, оглядываясь по сторонам. – Это ж позор! Скандал! Дворянина, поручика, при всём народе, словами, как торговку на базаре! Физиономией да прямо в кучу навозную. Да батюшка ваш, граф Алексей Кириллович, как узнает – в Сибирь меня сошлёт за то, что недоглядел! А ежели этот Орлов теперь мстить удумает? Ох, беда, батюшка, беда!