Гугеноты - стр. 18
– Спасибо вам, друзья мои, – проговорил Лесдигьер и прижался щекой сначала к одной, а потом к другой собачьей морде. – Вы спасли мне жизнь, и я никогда не забуду этого… Мое знакомство с Парижем состоялось и, признаться, не особо меня порадовало. Гугенотов здесь явно не любят. Единственное, кажется, в чем мне повезло, так это в дружбе с вами – двумя чудесными собаками, которым, к счастью, совершенно наплевать на чьи-либо религиозные настроения. Вы ведь с одинаковым успехом способны вцепиться в ляжку хоть папы римского, хоть принца Конде[22], не так ли? Однако нам надо уходить отсюда: эти остолопы могут вернуться с подкреплением.
Лесдигьер круто развернулся, собираясь отправиться в путь, но вдруг застонал и опустился на колени: все его тело, пронзенное будто тысячей острых шипов, натужно заныло от боли. Однако он понимал, что оставаться здесь равносильно самоубийству, поэтому, превозмогая боль, поднялся и медленно двинулся вперед, хромая и поминутно оглядываясь из опасения возможного преследования.
Когда он дошел до дворца Пресьер, из двухэтажного дома с мансардой, прилепившегося одной своей стеной к каменной ограде дворца, выбежала вдруг молодая женщина, судя по одежде – прислуга. Схватив Лесдигьера за руку, она буквально силой втащила его в дом и плотно затворила за собой дверь.
От удивления юный гугенот не мог вымолвить ни слова, но, опережая его вопросы, служанка затараторила сама:
– Вы – гугенот, я сразу догадалась. Эти лавочники никогда бы не напали на вас, будь вы католиком. Боже, во что они превратили вашу одежду! Воротник болтается на одной тесемке, берет потерян, штаны в грязи, колет порван… Чего вы такого натворили, что они столь агрессивно взъелись на вас и так отделали?
Лесдигьер рассеянно оглядел место, в коем волей случая очутился. Он стоял на дощатом полу близ лестницы, ведущей наверх. Рядом – невысокая резная дверь, украшенная поверху кружевами и скрытая наполовину красной драпировкой. Над окном цветного стекла – широкий резной наличник с изображениями святых. Ничего не понимая (да особо к тому и не стремясь), Лесдигьер перевел взгляд на женщину, взволнованно теребящую в руке канделябр и явно ожидающую ответа на свой вопрос.
– Мы повздорили из-за религиозных разногласий, – вымученно улыбнулся он.
– Видимо, именно поэтому они и распознали в вас протестанта?
Лесдигьер вкратце поведал любопытной служанке о своем споре с монахом-проповедником и обо всем, что за этим последовало.
– Вы поступили весьма неосмотрительно, – заметила горничная. – Париж с недавнего времени не прощает гугенотам подобные выходки. Благодарите судьбу, что вообще живы остались…
– А кто вы? – полюбопытствовал, в свою очередь, Лесдигьер. – И почему столь живо интересуетесь подробностями случившегося?
– Успокойтесь, мсье! Просто я такая же протестантка, как и вы. А признаюсь вам в этом лишь потому, что испытываю к вам доверие…
– Доверие? Ко мне? Но вы же меня совсем не знаете!
– Однако я все видела. Моя хозяйка, услышав поднявшийся на площади шум, приказала мне выяснить, в чем дело. Я выглянула в окно и… Картина, словом, была ужасная. Я видела, мсье, и как вы пытались убежать от этих мерзавцев, и как они настигли вас и сбили с ног, и как потом на помощь к вам прибежали невесть откуда взявшиеся две собаки…