Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - стр. 38
Очевидно, решилась на что-то и Скирмунда. Слёзы исчезли с лица её как по волшебству, она словно выросла, выпрямилась. Глаза её сверкали необычайной энергией.
– Я готова, отец, идём. Жертва будет принесена! – твёрдо проговорила она и подала руку отцу. Рука была холодна как лёд.
Князь Вингала даже вздрогнул от прикосновения этой холодной руки, но не выдал волнения и повёл свою дочь к собравшимся гостям.
Взойдя на ступеньки помоста и остановившись у трона, он сделал знак князю мазовецкому и его сватам подойти.
– Князь Болеслав Владиславлевич, – произнёс он торжественно, – твой отец, пресветлый князь Владислав Станиславович, просит у меня для тебя в замужество дочь мою, княжну Скирмунду, я привёл её сюда, чтобы ты из уст её сам мог услыхать ответ, а из рук её принять чару вина!
Две старые боярыни подали Скирмунде небольшой серебряный поднос, на котором стояли две золотые чаши с вином.
Скирмунда взяла поднос, твёрдо сделала два шага навстречу своему жениху и вдруг остановилась. Она в последний раз взглянула в окно, она всё ещё надеялась, что вот-вот явится её суженый, её желанный, но нет, дорога была пустынна.
Она сделала над собой, по-видимому, громадное усилие, сделала ещё два шага и снова остановилась. Все взоры были устремлены на неё, уже князь мазовецкий в свою очередь сделал шаг по направлению к ней и протянул руку, чтобы взять чару, но вдруг княжна отступила назад, быстро передала поднос испуганным боярыням, затем бросилась вперёд, мимо своего жениха, добежала до угла зала, в котором стояло изображение богини, откинула назад свою фату и упала на колени перед статуей.
– Великая Праурима! – крикнула она громко, – посвящаю себя на служение тебе! Будь мне заступницей и покровительницей!
Общий крик изумления и ужаса потряс залу. Сам князь Вингала быстро сбежал со своего места и бросился к дочери, желая схватить её за руку, но криве-кривейто преградил ему дорогу своей кривулей, и князь остановился.
– Великая Праурима слышала её клятву, – заговорил торжественно криве-кривейто, – отныне она вайделотка!
– Аминь! – хором отвечали криве, вайделоты и вайделотки, а Скирмунда, между тем, бледная и обессиленная, обвивала руками изображение богини и нервно рыдала.
– Её решение выше моей воли! – мрачно проговорил князь Вингала. – Ничто не может избавить от данного слова. Прости, князь Болеслав, прости. Это решение выше власти человеческой!
Князь мазовецкий стоял как громом поражённый. Он ещё не понимал значения только что произошедшей сцены. Смутные понятия о вайделотках, поддерживающих священный огонь «Знич» в дальней Полунге, которые казались ему детскими сказками, принимали теперь в его глазах реальные образы. Та, к которой он стремился всем своим существом, ради которой он готов был войти в сделку с собственной совестью, вырвана из рук его для служения какому-то бездушному идолу, истукану. Он чуть не плакал от отчаянья, и только дружеские слова участия его сватов да самого князя Вингалы, всячески старавшихся его утешить, привели его в сознание.
Решение дочери было такой неожиданностью и для старого князя, что он совсем растерялся. Сам закоренелый язычник, он хорошо понимал, что не имеет права вмешиваться в дела, подведомственные одному криве-кривейто, и потому не сделал ни малейшего возражения, когда старшая вайделотка одела на Скирмунду венок из дубовых листьев, опоясала её гирляндой из той же зелени и повела обратно в её терем. Боярыни, мамки, няньки печально за нею следовали.