Гроза Византии (сборник) - стр. 51
Приятели расстались.
Почти в то же время и Василий стал прощаться с Зоей.
– Еще раз благодарю тебя за услугу. Но вот еще просьба… Ты знаешь Анастаса, эпарха, он главный начальник Голубых, к которым принадлежу и я? – заговорила Зоя.
– Мне приходилось слышать о нем. Что же я должен сделать?
– Пойди к нему и расскажи о том, что я сделала. Никифор не простит мне, и я должна ждать неприятностей. Вардас болен; если бы он был здоров, я ничего не боялась бы… Исполнишь ты это?
– Я все сделаю для тебя, прекрасная Зоя, но теперь позволь мне тебя оставить. Ведь этот Никифор не простит и мне, и я должен упредить его.
– Иди, иди! И да благословит тебя Бог!
Василий, в самом деле, поспешил во дворец. Слова Зои о том, что Никифор не простит обиды, явились для него предостережением. Он понял, что в лице этого патриция нажил смертельного врага, но эта предстоящая борьба нисколько не пугала македонянина; в ней он решил испытать свои силы. В случае победы он мог быть уверенным, что счастье обернулось к нему лицом.
В покои Михаила он был допущен немедленно. Император был в состоянии полудремоты, когда вошел к нему македонянин. Порфирогенет сейчас же узнал Василия и даже обрадовался его появлению.
– А-а, это ты! – закричал он. – С вестями, какими?
Василий начал было обычное приветствие.
– Не надо… скорее! Что говорят?
– Весь народ восхваляет тебя и твою мудрость, несравненный!
– Знаю, все знаю – ты говоришь правду… А что о предстоящих ристалищах?
– В Константинополе очень много мореходов, как я это теперь узнал, и народ на стороне Голубых. Раздражать его опасно!
– Знаю. Пусть Зеленые держатся как можно скромнее! Но мною все довольны?
– Скучают по тебе, великолепный, и все с восторгом встретят твое появление на ипподроме. Но я прошу у тебя одной милости.
– Уже? Как это скучно…
– Я прошу милостиво выслушать меня.
– А-а, говори!
Василий поспешил рассказать, что произошло между Зоей и Никифором.
– Чтобы не раздражать Голубых, я счел нужным для виду принять сторону Зои и приказал Никифору отдать ей этих пленных. Потом их можно будет снова взять, но пока не кончились ристалища, Голубые не должны иметь повода к возмущению народа.
– Так, так, ты поступил хорошо. Я хвалю тебя, – с улыбкой сказал Михаил. – Можешь оставить у себя мой перстень! Я вижу – он в хороших руках.
Сердце македонянина радостно забилось: счастье было в его руках!
22. За миг от признания
Зоя, Изок и Ирина за всю дорогу не вымолвили ни одного слова. Только вступая уже под портик своих палат, матрона, обращаясь к юноше и девушке, произнесла:
– Добро пожаловать! Вы оба входите сюда не как рабы, а как дорогие гости. Здесь, под этим кровом, вы находитесь в полной безопасности, а что будет потом, это мы увидим.
Эти слова удивили Изока и Ирину как нельзя более. Что могло это значить? Ведь еще так недавно они были жалкими рабами в руках грубых солдат, а теперь эта роскошно одетая, знатная матрона вдруг и в самом деле обращается с ними, как с дорогими гостями, не обращая даже внимания на то, что они были презираемыми в Византии варварами.
К их услугам явились рабы; как Ирине, так и Изоку было отведено по особому покою, им подали лучшие яства и пития.
Только сама хозяйка не выходила к ним.
Утолив первый голод, Изок снова почувствовал, что усталость последних дней берет свое. Оставшись один, он не мог преодолеть дремоты и быстро заснул крепким, молодым сном, заставляющим забывать все на свете.