Гризли - стр. 35

– Эй, гризли, я тебе вопрос задала. Или так высоты боишься, что онемел теперь?

Заметила. Засранка. У нее явно прямо суперспособность цеплять за живое и бесить, беспардонно оскорбляя. А ведь не может быть, чтобы за такое не получала. Получала. Но, судя по всему, вопрос все в той же вывихнутой ее извилине, что отвечает за элементарный инстинкт самосохранения и опознанной Андрюхой блуждающей пуле, что колет в зад, не давая покоя.

– Ты все слышала. Я взял отпуск.

– И? Я тут при чем? – Она дернула явно затекшими руками. – Блин, отцепи ты меня уже. Я вообще-то хочу пить, есть и в туалет.

– Ты ведь так хотела жить на моей территории. Я пошел тебе навстречу. Куда я, туда и ты, – усмехнулся я ее раздраженной гримасе, – и мы едем всего-то полчаса. Еще потерпишь.

– Да с какой стати?

– Чтобы познакомиться с таким понятием, как терпение. Как мне кажется, ты с ним в принципе не знакома.

– Кажется – креститься надо, психованный! – тут же снова ощетинилась она.

– Хм… это вроде не я тут орал дурниной и пытался расхреначить машину.

– Коне-е-ечно, ты всего лишь схватил меня и уволок, будто мы в херовом каменном веке и я твоя личная рабыня. Ах, да! Ты еще без всякой причины мучил и избил моего друга.

– Я не слишком силен в истории, но вроде как в каменном веке еще не существовало.

– Ха! Ха! Типа зачатки чувства юмора? Пытаешься эволюционировать, гризли?

– Меня зовут Ярослав. Напоминаю на тот случай, если мне удалось так качественно оттрахать тебя, что начались провалы в памяти. И ненавижу повторяться, но тот тощий хлыщ тебе не друг. Будь по-другому, он костьми бы лег, но не дал бы тебе подняться на ту крышу. Друзья существуют для того, чтобы останавливать от придурочных и самоубийственных поступков, а не поддерживать в них. Тем более если этот друг претендует называться мужиком.

– О, фу-у-у, да тут шовинизмом понесло. Не удивлена. Слушай, пещерный медведь, возможно, ты долго был в спячке и не в курсе, что уже какое-то время у мужчин и женщин равные права и мы сами решаем, что нам делать. Стоять у *баной плиты и носки вам штопать или прыгать с парашютом, по крышам лазить.

– Завязывай ругаться!

– Не указывай, что мне, бля, делать! Не тогда, когда сам игнорируешь мои требования отпустить! Ты хоть соображаешь, что это, – она снова звякнула цепью над головой, – уже не какой-то там секс по сомнительному согласию! Это похищение, а значит, стопудовая статья! Не считая того, что отец Антохи – депутат и тебя закопает за то, что сына его избил.

– Переживаешь за меня?

– Не хочу находиться в зоне поражения, когда тебя в асфальт закатывать будут.

– Не придется, успокойся. Думаю, отец твоего Антохи по достоинству оценит не только мое небольшое физическое внушение своему сыну-барану, но и твое исчезновение с его горизонта. Вы же были не разлей вода и все эти долбанутые выходки вечно на двоих затевали. Не будет тебя, и мажорчик опамятуется.

– Не были. Есть.

– Спорное утверждение.

– Это почему же? Потому что ты тешишь себя дебильными фантазиями взять и перевоспитать меня такую-сякую, подержав чуток взаперти? Или потому что если не перевоспитаюсь, то там по месту и прикопаешь?

– Ерунды не городи. Перевоспитывать тебя поздно.

– Ага, а закопать зато никогда не рано, да?

– А ты этого боишься?

– Бояться надо начинать тебе, потому что если не выведешь меня сейчас в туалет, я обмочу тебе сиденье.