Гризли - стр. 28

Воспламеняет меня, как вроде уже давно затухшее старое кострище ураганный ветер, добравшись в своей беспардонной силе до, оказывается, тлевших красных углей, скрытых толстым слоем пепла. Думал, во мне и гореть-то нечему давным-давно, а вот заразина крашеная нашла, что поджечь, да так, что оба полыхали – мама не горюй. И я догадываюсь о природе грызущей меня тревоги, не мальчишка небось безголовый. Роксана не сдалась. Нет. Она взяла от меня, что именно ей было нужно, и не факт, что не попытается теперь выкинуть меня, как ветошь использованную. Сто процентов попробует. Но попробовать – не значит смочь. Я с тобой не закончил, погремушка. Будем тебя приручать и слегка дрессировать. Тараканов из башки твоей вытравливать.

Тихое басовитое рычание движка моей тачки возвестило о прибытии Андрюхи, ее пригнавшего. Глянув на Роксану, я убедился, что она по-прежнему дрыхнет как убитая, прикрыл ее тщательно, покидая узкую кровать. Потянулся, скривившись от ломоты в затекших мышцах спины, и тут же довольно оскалился, кайфанув от легкой болезненности в определенных частях тела, что остро напоминали о том, как же охренительно я провел эту ночь.

Мои вчерашние шмотки так и валялись на полу мокрой кучей, как и битое стекло, бутылки, окурки из перевернутой в пылу борьбы пепельницы и музыкальный центр. Бардак душевный такой мы устроили, хотя, судя по разбросанным где попало тряпками и мусору кое-где, Роксана у нас не великая любительница убираться. Что, при жизни в папашиной хате делать этого была не приучена. Ничего, это тоже будем исправлять, девочка-язык-как-бритва.

Обернув вокруг бедер давешнее полотенце, я босиком вышел на порог под офигевший взгляд друга.

– О-хе-реть! – присвистнув, заключил он, рассматривая меня. – Ты что натворил, придурок бешеный? Девка хоть живая?

– Живая, – буркнул я, направляясь к себе. Синька – зло, Шрека вчера на ночь не покормил даже. – И потише давай.

– Это что, от укусов следы? – ткнул он в темные пятна на моем бицепсе. – А спина-то! Бля, это как там у людей искусства такие вот абстрактные художества называются?

– Завидуй молча это называется.

– Ну, знаешь, тут еще вопрос, стоит ли завидовать. Погремушка-то и впрямь оказалась злобная зверушка, да? Горячая?

– Я не собираюсь с тобой ее обсуждать! – бросил через плечо, вваливаясь в дом и тут же попадая под прицельный осуждающий взгляд кота. – Дружище, прости дурака бухого. Забыл вот про тебя.

– Да брось, он тебя поймет по-пацански. Наслушался из-за стенки, а, Шрек? – заржал конем Андрюха. – Звонкая соседушка хоть? Голосистая?

У меня аж челюсти свело от откровенно похабного тона Боева. В принципе, он всегда такой в отношении баб циничный, без фильтра иногда болтающий. Мне обычно пофиг, но сегодня раздражало.

– Кончай это! Кофе вон поставь лучше, чем п*здеть не по делу!

Андрюха притих, и пока я умывался и скреб рожу бритвой, рассматривая получше все отметины, которыми меня щедро наградила Роксана, успел сварить ароматный напиток.

– Ты чего, Яр? – спросил он меня в лоб, только я сделал первый  глоток.

– В смысле?

– В смысле – какого хера? Это что за «я не буду обсуждать» и прочие рявканья?

– А я что, с тобой раньше баб обсуждал когда-то?

– Нет, я их обсуждал, а тебе всегда было до одного места. Ты никогда и не реагировал на мою трепотню. А тут здрасти-приехали. Что происходит?