Грифон - стр. 29
Большая, длинная комната. На полу пентаграмма, в углах которой стоят зажженные свечи. Вокруг пентаграммы пятеро голых придурков, размалеванных какими-то узорами, как древние полинезийцы. Один стоит – мужчина лет тридцати пяти. Он воздел руки вверх, как будто обращаясь к небесам, и завывает голосом, меняющим свою высоту. За ним повторяют те, кто сидит. Это их мы слышали, когда поднимались по лестнице. В центре пентаграммы находится тело Светки – она подвешена за ноги, как туша свиньи, на крюке, вбитом в потолок. Голова Светки болтается где-то на высоте около метра, и с нее часто капает кровь, льющаяся из надрезанного горла.
Девушка жива, смотрит, но глаза ее затуманены – видимо, вкололи или влили какую-то дрянь, а может, воздействовали заклинанием. Сейчас развелось множество заклинаний, таких, что и не придумаешь. Одиночки и целые коллективы занимаются экспериментаторской магией, рискуя своей жизнью и здоровьем. Но результат настолько выгоден, настолько жирный кусок можно получить, разработав новое заклинание, что экспериментаторы рискуют, не обращая внимания на возможные последствия.
Что сразу бросилось в глаза, пока я летел эти долгие, очень долгие доли секунды? Камень. Артефакт. Он пульсировал, впитывая кровь девушки, по нему пробегали сполохи света – артефакт был практически готов к использованию. Вот куда пошла кровь семерых, или больше, девушек, убитых этими уродами.
Комната узкая, хотя и длинная, артефакт метрах в двух от меня. Первый сидящий чернокнижник спиной ко мне, совсем рядом от двери. Выбивая дверь, я оказываюсь над ним, перелетаю через него, спотыкаясь, падаю, ударяясь головой о висящую Светку, и… всем телом накрываю артефакт. В этот момент предводитель шайки как раз закончил свои завывания и выпустил последний аккорд заклинаний. Он должен был лечь на артефакт сам – эта пакость готовилась много месяцев, как узнали потом следователи УВД, но по закону подлости улегся на камень молодой, многообещающий опер с экзотическим и нечастым именем Вася.
Ощущение было таким, как если бы я коснулся руками контакта в трансформаторе. Я не касался их никогда, само собой, но читал, что это очень плохо, и бывало, что тот, кто приспосабливался писать на трансформатор, оставался и без своего шланга, и вообще без всей кожи на теле, обгоравшей в результате удара током. Тут тока не было. Но Магия… это такая штука, о которой никто не знает ничего. Какие процессы в ней бродят, как она подчиняется физическим законам мироздания – не знает никто. И уже тем более не знаю этого я – сфера моих интересов находится далеко от научно-магических исследований.
Звон в ушах и далекие-далекие голоса. Приоткрываю глаза – туманные лица, все расплывается, все какие-то странные, как будто напечатаны на плохой, старой кинопленке, исцарапанной и помутневшей от времени. Дышится трудно, будто на груди лежит тяжеленный камень.
– О! Очнулся! – услышал я знакомый голос и, вспомнив, кому он принадлежит, отмахнулся рукой:
– Тебя мне только не хватало. Изыди, Петька.
– Ты как себя чувствуешь? – Надо мной наклонилось лицо Семеныча, озабоченно рассматривавшего своего бывшего сотрудника, видимо, решая, не будет ли нагоняя за порчу телохранителя рыжей бестии?
– Норм… кхе-кхе, – я закашлялся, пытаясь протолкнуть слова через пересохшее, как будто слипшееся и сросшееся горло.