Грибы Среднерусской полосы - стр. 5
Все верно: когда после дуплета двенадцатого калибра твои внутренности разворочены горстью порубленных на куски ржавых гвоздей, не поможет и заранее принятый внутрь «Василек». Следом внутри оказались Салим с Печалькой, и единственная комната бревенчатой избушки наполнились грохотом выстрелов. К тому времени, когда Игнат неторопливо перезарядил обрез, стрелять уже было не в кого.
В доме воняло грязными портянками, чем-то подгоревшим тянуло от печи, а после внезапного визита гостей добавились и далеко не ароматы крови, сгоревшего пороха, и дерьма из развороченной требухи сдохшего первым.
– Как будто бы с ними все, – бегло осмотрев тела, резюмировал Салим.
У Салима в такие моменты всегда задирается вверх правый уголок рта, и в образовавшуюся щель видны коренные зубы. Отчего голос у него становится не слишком внятным. Нервы, у всех есть нервы, даже у тех, когда уверен полностью – от них давно ничего не осталось.
– Посмотрите, возможно, что-нибудь ценное найдется, я снаружи покараулю, – перед тем как выйти сказал Игнат. – Только недолго: ровно три минуты вам на все.
Поселок близко, и звуки выстрелов в нем услышат наверняка. То, что сюда прибегут далеко не факт, но подстраховаться всегда стоит.
За последние несколько лет Игнату довелось увидеть множество мертвых человеческих тел. Синюшных раздувшихся утопленников. Покрытых инеем замерзших, и они, казалось, стоит только к ним прикоснуться, тут же рассыплются на части. Обугленные трупы в пожарищах. С головами, когда после выстрела в упор от черепной коробки остаются только нижние челюсти да часть теменной кости. Доводилось встречать ему и объеденных хищниками, падальщиками или даже другими людьми. Ему пора бы привыкнуть, но на старика Игнат старался не смотреть, хотя тот не был покойником, напротив – суетясь, излишне оживлен. Особенно в те моменты, когда тот пытался улыбаться не тронутой «черной плесенью» стороной лица: слишком ужасное зрелище представляла собой пострадавшая от нее левая. Сморщенная кожа, густо покрытая тем, что так похоже на лишайник цвета хорошего качества антрацита. В довершение, из провала на месте левого глаза тонкой струйкой стекала зеленовато-белая слизь.
«Удивительно, что он вообще еще жив, – старательно избегая встречаться с ним взглядом размышлял Игнат. – Обычно «плесень» лезет внутрь, и очень редко, когда наружу. Хотя и в его случае вопрос недолгого времени».
– Они перед смертью мучились?
– Мучились.
Не добавляя, что только один, да и тот недолго. Старик удовлетворенно кивнул.
– Ты убил их в упор, рубленными гвоздями в живот?
Голос у него был скрипучим и булькающим одновременно.
«Наверняка из-за плесени». – Игнату до ужаса хотелось закончить дело как можно скорей.
– Да. Извини, забыл принести отрезанные уши.
Это была шутка, но старик принял ее всерьез.
– Я и без того тебе верю: такие как ты лгать не умеют.
«Плохо ты разбираешься в людях, – мысленно усмехнулся Игнат. – Я тебе только что соврал».
– Хочешь чаю? – предложил старик. – У меня есть, настоящий. Немного, но на заварник хватит точно. И целая горсть карамели. Посидим, почаевничаем, а ты мне подробно расскажешь, как они дохли.
– Нет, – торопливей чем следовало бы, ответил Игнат.
Чего он хотел точно, так это как можно скорее закончить разговор, и уйти, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. В унылую обстановку убогого жилища человека, который ждет смерть как избавление.