Грехи наши тяжкие - стр. 16
Были мы, помнится, в начале мая на Волге. Ну и поехали на лодке кататься. Вернее, на шлюпке приличных размеров. Втроём, конечно. Дул свежий ветерок, гнал по Волге мелкую рябь, вода ледяная. Бррр… Мы-то с Толькой гребём, греемся. А Верка на корме кутается в кофту, поскуливает, но от речной прогулки не отказывается – характер демонстрирует. Плывём, значит. Вскоре буксир показался с баржами на прицепе. Толька сразу вопросительно глянул на меня. Я его без слов понял, согласно кивнул. Верка и не заметила, что мы вот так, безмолвно, договорились прицепиться к этому каравану и вверх по течению на халяву прокатиться да удаль свою молодецкую девушке показать. За баржей и ветерок не так дует, может, и Верка согреется, Друг мой перебрался на нос шлюпки. Цепляться можно было за лодку, тянущуюся на тросе за последней баржей, но это было слишком просто, и Толька выбрал другой вариант, более сложный, зато эффектный. Опыт у нас был, Я подгрёб почти вплотную к борту судна и выбрал вёсла – куда ж их девать? А Толька должен был ухватиться за баржу и, перебирая руками её борт, медленно осаждать наше плавсредство к корме. Но всё пошло не так. Юрьев, зацепившись за судно, зачем-то стал ногами на борт нашей лодки, она резко клюнула носом и вода мощным потоком хлынула прямо нам под ноги… Верка заорала как резаный поросёнок. Крен был такой, что я понял: вот-вот перевернёмся, толком ничего сообразить не успел, заорал благим матом:
– Бросай борт!
Но Толька вместо этого запрыгнул на баржу. Шлюпка сразу выпрямилась, воды в ней оказалось не так уж много. Но она потеряла ход, прошла по инерции метра два-три и стала. А Толька на барже поплыл дальше. Я успел только увидеть его безумные, полные ужаса глаза. Мелькнула мысль: «Куда его увезут? Где потом искать?» А он уже рванул по палубе к корме, стараясь держаться на уровне качающейся на волнах лодки. Но палуба вот-вот закончится! И что тогда? В этот момент Верка истошно заорала:
– Прыгай!
Между баржей и лодкой было уже метров пять-шесть! И Толька прыгнул! И попал. В шлюпку! Завалил меня, я больно ударился рукой и головой о днище. Но до того ли было? Было только одно: ощущение огромного счастья. Счастья, от того, что он в лодке, от того, что всё закончилось так удачно. А то, что у меня локоть опух и голова три дня болела – пустяки.
Это происшествие имело и другие, более важные для меня последствия. Дня через три Верка спросила меня:
– А ты бы смог так прыгнуть?
Её не интересовало, по чьей милости шлюпка чуть было не перевернулась, почему Толька не просто бросил борт баржи, а запрыгнул на неё. Ей, видите ли, интересно было узнать: смог бы я так, как Толька прыгнуть! Я взял её за руку и, конечно, не стал говорить о том, почему другу моему прыгать пришлось, а сказал, что для точного ответа нужно побывать в Толькиной ситуации. Без этого, мол, говорить можно что угодно. На словах все мы герои. Но Верка слушать меня не стала, со злостью руку выдернула и выпалила:
– Вот ты всегда такой! Интеллигентишка закаканый! – Скорчила гримаску мерзопакостную. – Всё у тебя надо проверить-выверить. А у него времени на проверки не было! Понял? Не было! И он прыгнул! Вот поэтому я его и люблю! А ты бы до самого Чёрного моря думал: прыгать или не прыгать? Я тебя – ненавижу!