Гранатовый человек - стр. 9

Ярким солнцем озарен,

расцветает в поле лен,

ходит по полю девчонка

тавчикосы я влюблен.

Он исчез, растаял, пропал, пока Лиля решала, что делать, пока она медлила, упускала время, которое, оказывается, очень обидчиво, мстительно и не дает второго шанса. А надо было его окликнуть, но стало страшно: а если это не он? Но тогда кто этот светлый образ, чью память, которая светлит глаза и обращает их к небу, несет он в себе? Долгое время, в самые странные минуты ее будет посещать это воспоминание. Моменты памяти непредсказуемы, редки и капризны, и включают в себя разные вещи. Серые глаза. Вишня в цвету. Солнечный луч. Летнее небо с белой ватой облаков. И теплый, сильный ветер, упруго бьющий в лицо. Ветер, качающий мальвы.

Она почему-то не могла рассказать про это Володе.

3. 1969 год

Лето укатилось за синие моря, Лиля перешла в выпускной класс, а Володя исчез на несколько месяцев, но потом объявился как ни в чем не бывало. Лиле было не до него, мама часто болела, да и учеба отнимала все свободное от школы время, она твердо решила поступать на филфак, а тут еще машинку печатную мама подарила, заметив дочкину склонность к сочинительству.

Шел 1969 год. Прошли реформы, у мамы стало два выходных дня. Старики- военные пенсионеры все так же иногда собирались под тополем, но теперь говорили тише, с оглядкой. Иногда Меншиков повышал голос, и до Лили, которая сидела на балконе, доносилось его сердитое сопение и словак: Даманский… Брежнев, да я бы сам его… от сына нет вестей, но я-то знаю, что он…

Ему говорил Чекалин, бывший резидент в СШАБ получивший квартиру после выхода в отставку:

–– Самое время писать Андропову, за это ничего не будет, слово даю.

В местной газете, которую мать приносила с работы, чаще всего писали о достижениях на производстве или в колхозах, которых в районе было несколько. Когда пришел новый редактор, характер публикаций поменялся. Видимо, редактор интересовался историей этого района, известного еще с древнейших времен. Появились очерки о природе края, его достопримечательностях. У Лили это пробудило интерес особого свойства.

– О чем ты пишешь? – спросила как-то раз мама.

– Это сказки.

– Вот как?

Мама задумалась, на лице ее можно было прочитать что угодно, кроме радости. Озабоченность, воспоминания? Лиля не знала, как понять самого близкого человека.

– Тебя что-то смущает, мама?

– В каком стиле твои сказки? Ну, я имею в виду, есть сказки про животных, но ты это переросла. Неужели волшебные?

– Это про скатерть-самобранку, что ли? Мама, я тебя умоляю. Кто в наше время, такое голодное, не хочет такой предмет? Но это было бы слишком банально. Мои истории про разных там … а тебе зачем?

– Просто спросила. Не хочешь, не говори. Но судя по тому списку, который ты у меня в библиотеке заказала через межбиблиотечный абонемент, тебя интересует фольклор и мифология. Откуда у моей девочки тяга к фольклору – это же все от крестьянства идет, откуда это в тебе?

– Мамочка, а кто был мой отец? И куда он делся? Может, он и был самым что ни на есть распоследним колхозником, откуда мне знать? Ты же ничего не говоришь, сама-то хоть знаешь, кто он?

Мама так побледнела, что Лиля испугалась, что ей станет плохо.

– Мама, прости, но я имею право знать свою наследственность.

– Давай не сейчас. Узнаешь, дай срок.