Грань безумия - стр. 27

Ник остается стоять у машины, когда я медленно подхожу к дому и кожей чувствую изменившуюся и накалившуюся до предела атмосферу.

Ни папа, ни Ник не здороваются друг с другом, просто смотрят и всё.

Когда дохожу до родителя, то оборачиваюсь и вижу, что Ник стоит возле машины, облокотившись на неё и убрав руки в карманы брюк. Смотрит.

В глазах отца читается неодобрение, смешанное с тревогой. Он всегда был очень осторожен в отношении меня, оберегая от всего, что могло причинить боль.

До двенадцати лет он не особо выражал свое неодобрение по отношению к Нику, думал, что наша с ним дружба вскоре закончится, но с каждым днем взгляд отца менялся, как и его отношение к Нику. Не могу сказать, что именно он о нем думал, но родитель был недоволен. Нашим общением и какому-либо контакту. А когда Ник внезапно исчез, то словно с облегчением выдохнул.

Прежде, чем зайти окончательно в дом, то оглядываюсь ещё раз и наши взгляды с парнем встречаются, я замечаю в его глазах что-то, что не могу расшифровать. Что-то темное и притягательное одновременно.

Когда я оказываюсь уже внутри, подхожу на кухню и наливаю стакан воды, а через время заходит и папа.

– Я так понимаю, что он вернулся.

– Да.

– Почему на тебе его одежда, Шоу?

– Мэди случайно вылила свой напиток, а Ник дал мне во что переодеться.

Папа кивает, когда я продолжаю ждать его слов. Тех самых, где он обычно говорит, что мне лучше держаться от него подальше, но ничего подобного не происходит.

– Ты опоздала на семь минут. Иди спать.

– Спокойной ночи, пап, – отзываюсь, когда не понимаю, что это с ним. Да, он недоволен, но выражает это в крайне странной форме.

Поднимаюсь к себе в комнату, переодеваюсь в домашнюю одежду и ложусь на кровать, думая о сегодняшнем вечере, о Нике. О его молчании, о напряжении между ним и моим отцом, о том, почему он не спросил о машине.

Поднимаю правую руку и смотрю на внутреннюю сторону ладони, на шрам. Касаюсь двумя пальцами и медленно провожу по нему.

Вчера я видел, как она ушла с ним. А сегодня увидел, как на парковку подъехала тачка стоимостью, которую я могу себе только представить. Белая, сверкающая, как свежевыпавший снег, с тонированными стеклами, скрывающими тех, кто внутри.

Она тут же приковала внимание тех, кто оказался рядом.

Мы с кузеном подъехали немногим раньше.

Сначала оттуда никто некоторое время не выходил, когда с разных сторон послышался свист, но я уже знал, кого увижу. Чуть позже двери открылись синхронно, и моя челюсть сжалась.

Воспоминания о вчерашнем вечере вспыхнули в голове, обжигая, словно угли.

Мы танцевали с ней и, хотите зовите меня хреновым романтиком или ещё кем, но в тот момент я ощутил нечто особенное. Ее улыбка, смех, легкий и мелодичный, эхом отдавался в моих ушах даже сейчас.

На них тут же обратили внимание абсолютно все, каждый начал о чем-то шептаться, не скрывая этого. Максвелла узнали.

Признаюсь, по рассказам Рэйфа я представлял себе его совсем иначе, думал о нем, как о запуганном мальчишке, а на деле оказалось… совсем иначе.

Они двинулись в сторону входа, когда кто-то что-то крикнул в их сторону.

Я заметил, что в этот самый момент Максвелл едва сбился с шага, словно собирался что-то сделать или сказать, но лишь кинул быстрый взгляд в сторону говорившего, улыбка которого тут же сошла на нет.