Графство на краю света - стр. 5

На отдых меня устроили прямо в спальне юного графа. Чтобы в случае чего, далеко не бежать. И чтобы не пришлось топить еще одну комнату, расходуя драгоценные дрова. Берта просто отвела меня в дальний уголок, где в полутемной нише обнаружилась помесь дивана, кушетки и обыкновенной лавки. Положила туда подушку и принесла что-то вроде пледа. А потом пододвинула поближе к дивану, как я решила про себя называть мебельного монстра, стул. Села и приготовилась говорить.

Я очень быстро поняла, что была неправа в попытке совместить рассказ с отдыхом, но было уже поздно. Пришлось сесть, опершись на неудобную спинку, и натянуть повыше одеяло, чтобы не мерзнуть. Рассказ Берты оказался неожиданно толковым и заслуживал самого пристального внимания.

Итак, упав на крыльце нового торгового центра, я открыла глаза на подворье поместья графов Эверли. Сам граф Терренс Эверли год назад на охоте сверзился с лошади и свернул себе шею, оставив после себя вдову и малолетнего сына. Юному Леонхарду Эверли было почти четыре года. Это он сейчас боролся с лихорадкой, видимо, переохладившись в плохо протопленной комнате. Его мать, графиня Эверия Эверли была иностранкой. Покойный граф откуда-то ее привез, но откуда, Берта не знала. Как и не знала, есть ли у ее покойной госпожи родственники. Зато точно знала, что на графское поместье разевает жадный роток сосед, мелкопоместный дворянчик, постоянно наезжавший в имение и добивавшийся того, чтобы Эверия вышла за него замуж, тем самым принеся поместье ему в приданое. Эверия сопротивлялась как могла. А могла она, скажем прямо, не многое. Просто отговорилась тем, что по людским законам она не может выйти замуж повторно до окончания траура. Сосед был вынужден принять во внимание аргумент.

— А когда заканчивается траур по графу? — перебила я Берту.

Оказалось, что через два месяца. Но это неважно. Потому что скрыть похороны графини не выйдет. Следовательно, сосед мгновенно заявится в поместье и попытается наложить на него лапу. Что в таком случае станет с юным графом, можно только предполагать. И это была не единственная плохая новость.

Как поведала мне Берта, смущенно прикрывая натруженной ладонью рот и осеняя себя каким-то жестом, отдаленно напоминавшим крестное знамение, покойница-графиня была совершенно беспомощна во всем, что касалось хозяйства. Она полагалась на управляющего, целыми днями занимаясь сыном и своим цветником. Про последний Берта говорила с презрением, густо замешанном на чем-то подозрительно похожим на восхищение. Но я не придала этому значения. Для меня было важнее то, что управляющий, прознав про отсутствие нормального контроля, безобразно воровал. А когда графиня преставилась и впереди замаячил призрак перехода поместья в другие руки, он собрал все ценное, что смог. И сбежал. И вот это было действительно плохо. Поместье обеспечивало себя продуктами. Но дрова, свечи, лекарственные травы, ткани и одежду, и многое другое необходимое нужно было покупать. Кроме того, бесчестный управляющий угнал со двора самых лучших жеребцов, оставив на конюшне тех лошадей, что уже даже на мясо не годились.

Я покачала головой. Понятия не имею, что делать с живым транспортом, но то, что лошади стоят немалых денег, знает даже такой дилетант, как я. Но добило меня не понимание того, что поместье фактически разорено. А то, что наивная графиня постоянно твердила о том, что провела некий обряд и в поместье скоро появится защитник, который сможет уберечь их от бед и посягательств соседа. И по всему выходило, что этот защитник — я. А графинюшка просто не дожила до этого светлого мига, попав под дождь и за три дня сгорев в жару.