Размер шрифта

Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура - стр. 34

Вернемся к тыняновской сцене. Специально для дружеского обеда Василий Львович припас литературный деликатес – новое собрание притч графа Хвостова (в баснях, как пишет Тынянов, граф был «смел беспредельно» [Тынянов 1937: 150]). Гости устраивают веселую игру: каждый по очереди открывает книгу и, не глядя, указывает пальцем то место на странице, «которое надлежало прочесть»[65]:

Начал Блудов, разогнул – открылось:

Суворов мне родня, и я стихи плету.

Блудов сказал: Полная биография в нескольких словах

[Тынянов 1937: 151].

Источник этого колоритного эпизода – маленькая заметка (анекдот) из записной книжки князя П.А. Вяземского:

Хвостов сказал: «Суворов мне родня, и я стихи плету». «Полная биография в нескольких словах, – заметил Блудов, – тут в одном стихе все, чем он гордиться может и стыдиться должен» [Вяземский 2000: 125].

Этот стих высмеивался и в хорошо известной Тынянову «погребальной» речи Хлыстову, произнесенной арзамасской Кассандрой (то есть А.И. Тургеневым):

бедный старец, он провел все дни свои в служении Музам и публике неблагодарной. Для нее истощил он и силы, и казну свою, и свое терпение, и терпение друзей своих; а жестокость читателей не истощилась, а имя его, обреченное славе, превратилось в ругательство бесславных сочинителей; ученики и подражатели бранят его на сельских сценах, и, подобный Молиеру, насилу гроб его впущен в обширное кладбище Беседы. О стыд моего Отечества! О век, недостойный мужей великих! Он погибал, сей тайный любимец всех Муз, и едва забытым стихом напоминал права свои:

Суворов мне родня, и я стихи плету! [Арзамас 1994: I, 282].

Между тем Тынянов допускает здесь двойную неточность (оправданную, конечно, его литературными задачами): во-первых, в напечатанных в 1810 году творениях Хвостова нет приведенного выше стиха, а во-вторых, такого стиха вообще нет в сочинениях Дмитрия Ивановича. Точнее, нет в той забавной форме, которую приводит мемуарист[66]. На самом деле Вяземский либо переделал, либо процитировал в перелицованном кем-то виде начальные два стиха из незаконченной оды Дмитрия Ивановича, впервые опубликованной в майской книжке журнала «Новости» за 1799 год под заглавием «Отрывок»:

Я мыслил о себе, что я стихи плету,

Суворов мне родня, Его от сердца чту,

Что славою Его мои стихи покрыты,

На Пинде возродят мне лавры знамениты;

И так осмелился о Бречии воспеть,

Но за Суворовым Пегасу не успеть.

Геройски подвиги моих стихов не просят,

Вселенна, ПАВЕЛ Сам, ему хвалы возносят.

Святая Церковь днесь велением Царя

Желает лет Ему в усердии горя;

Мой разум удивлен, мое в восторге чувство,

Не знает где найти дар нужный и искусство,

Чтоб громку песнь гласить. – Что мне теперь начать?

В горящей ревности пред ПАВЛОМ отличиться,

Царя благодарить, Суворовым гордиться,

О подвигах Его стихами замолчать (с. 34–35).

Этот отрывок посвящен победам великого дяди Хвостова, последовавшим сразу после взятия крепости Бречия, воспетого Дмитрием Ивановичем в том же номере журнала в «Стихах Государю Императору на взятие крепости Бретчио у Французов». Поводом к написанию «Отрывка» послужил указ императора Павла о церковных молебнах в честь великого освободителя Италии.

Как видим, в «редакции» Вяземского смысл стихов Хвостова выворачивался наизнанку: получалось, что я – поэт,

Страница 34

На следующую страницу