Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 2 - стр. 85
– Ты и впрямь великий человек, герцог.
– Почему же?
– Потому, что ты угадал истину, – отвечал Таверне.
– Однако согласись, барон, что пора уже нашему властителю не принуждать более нас, знатных людей, пэров, спутников короля Франции, целовать руку низкой и распутной куртизанки; пора ему собирать нас в обстановке, более нам приличествующей; иначе как бы от маркизы де Шатору, которая как-никак была герцогского рода, перейдя к госпоже де Помпадур, дочери откупщика и жене откупщика, а от нее к госпоже Дюбарри, которую кличут попросту Жаннеттон, он не сменил ее на какую-нибудь неопрятную кухарку или распутную селянку… Для нас с тобой, барон, чьи шлемы увенчаны коронами, унизительно склонять головы перед этими дурехами.
– Воистину, лучше не скажешь, – пробормотал Таверне, – бесспорно, все эти новшества привели двор в запустение.
– Не стало королевы – не стало и женщин; не стало женщин – не стало и придворных; король содержит гризетку; на троне восседает простонародье в облике девицы Жанны Дюбарри, парижской белошвейки.
– Ничего не поделаешь, так оно и есть, и…
– Послушай, барон, – перебил маршал, – сейчас самое время выйти на сцену умной женщине, которая захотела бы править Францией.
– Несомненно, – произнес Таверне, у которого при этих словах забилось сердце, – но, к прискорбию, место занято.
– Умной женщине, – продолжал маршал, – которая, не имея пороков, присущих всем этим девкам, обладала бы их отвагой, рассудительностью, расчетливостью; эта женщина вознеслась бы так высоко, что о ней говорили бы еще долго после того, как монархия прекратит свое существование. Скажи, барон, твоя дочь… она умна?
– Очень умна, а главное, наделена здравым смыслом.
– Она очень хороша собой!
– Не правда ли?
– Хороша той пленительной и сладострастной красотой, которая так нравится мужчинам, и при этом так очаровательно невинна и непорочна, что даже женщины проникаются к ней уважением. Об этом сокровище надо хорошенько заботиться, мой старый друг.
– Ты убеждаешь меня с таким пылом…
– Еще бы! Я от нее без ума, и, если бы не мои семьдесят четыре года, я хоть завтра на ней женился бы. Хорошо ли она там устроена? Окружает ее по крайней мере та роскошь, которой достоин столь прекрасный цветок? Подумай об этом, барон; нынче вечером она возвращалась к себе одна, без горничной, без сопровождающих, с нею был только лакей дофина, который нес впереди фонарь: такое подобает разве что прислуге.
– Чего ты хочешь, герцог? Я беден, тебе это известно.
– Беден ты или богат, но твоей дочери нужна хоть горничная.
Таверне вздохнул.
– Я и сам знаю, что ей нужна горничная, – сказал он. – Без горничной, конечно, нехорошо.
– Так за чем же дело стало? Или у тебя нет служанки?
Барон не отвечал.
– А эта хорошенькая девушка, – продолжал Ришелье, – которая сейчас мне отворила? И мила, и смышлена, право слово!
– Да, но…
– Но что, барон?
– Я никак не могу отослать ее в Трианон.
– Но почему же? По-моему, напротив, она прекрасно подходит для этой роли: вылитая субретка.
– А ты, значит, не рассмотрел ее лица, герцог?
– Я-то? Да я глаз с нее не сводил.
– Не сводил с нее глаз и не заметил никакого странного сходства?
– С кем?
– С кем? Ну, подумай сам. Идите сюда, Николь!
Николь приблизилась; как и положено горничной, она подслушивала за дверью.