Размер шрифта
-
+

Гойя, или Тяжкий путь познания - стр. 67

Гойя взял себя в руки; на лице его не дрогнул ни один мускул.

– Пепа, на твоем месте я бы предоставил решать судьбу детей Людовика Шестнадцатого королю Испании и Конвенту Французской республики.

Она, по-прежнему не сводя с него глаз, ответила:

– Вы умны, дон Франсиско. Вы не похожи на героев моих романсов. Вы всегда умели извлечь наибольшую пользу из своего ремесла. И ваш совет, несомненно, хорош. Но я последовала ему еще до того, как вы мне его дали.

«Вытащи женщину из реки, и она скажет, что это она тебя спасла», – подумал Гойя. В то же время его крепкий, крестьянский, мужской инстинкт подсказывал ему, что́ у нее происходит в душе на самом деле, хотя он не смог бы выразить это словами. Именно ее попытки причинить ему боль говорили о том, как сильно она к нему привязана. Стоило ему поманить ее пальцем, и она при всей своей невозмутимости прыгнула бы к нему в постель. Поэтому, как бы она ни насмехалась над ним, как бы ни упивалась своим превосходством, ему было жаль ее.

Он с нетерпением ждал конца вечеринки. Неужели Мануэль и Пепа дерзнут провести ночь вместе – в Эскориале, под одной крышей с королевой, над усыпальницей Карла V и Филиппа II?

Лусия и аббат откланялись. Пепа и не думала уходить. Гойе тоже пора было домой.

– Доброй ночи, дон Франсиско, – сказала Пепа своим приятным, томным голосом. – Доброй ночи, Франчо, – прибавила она и посмотрела ему прямо в глаза.

В аванзале, рядом с дверью,
Прислонясь к стене, дремала
Вездесущая Кончита.
Но при виде Гойи, нагло
Ухмыльнувшись, встала,
Низко поклонилась. В страхе
Он перекрестился. Эта
Ведьма здесь, в Эскориале, —
Показалась ему бо́льшим,
Еще худшим святотатством,
Чем Годой в постели Пепы.

16

В гостиницу доставили письмо из Эскориала для придворного живописца Франсиско де Гойя-и-Лусьентеса. В нем было написано: «Завтра я свободна от дежурства у королевы. Почему Вас никогда не видно на моих утренних приемах? Ваш друг Каэтана де Альба».

Он давно уже ждал этого письма, и сердце его переполняла горечь. Теперь эта горечь мгновенно улетучилась. «Ваш друг Каэтана де Альба». «Elle est chatoyante», – подумал он почти с нежностью.

На следующий день едва он успел войти, как она жестом подозвала его.

– Как славно, что вы наконец пришли, дон Франсиско, – приветливо сказала она. – Нам нужно многое обсудить. Прошу вас, останьтесь, когда все уйдут.

Она произнесла это своим резковатым, но милым голосом, с искренней сердечностью и довольно громко, не заботясь о том, что ее слова слышат другие.

К сожалению, этих «других» было много, и кое-кого из них Гойя предпочел бы вовсе не видеть. Например, светловолосого высокого доктора Пераля. Был среди гостей и его собрат по ремеслу, пачкун Карнисеро, и смазливый франт маркиз де Сан-Адриан, в любезности которого Гойя всегда чувствовал едва уловимое пренебрежение, и тореадор Костильярес, которому, по мнению Гойи, в Эскориале вообще было не место.

И для каждого у герцогини находилось доброе слово, каждого она жаловала приветливым взглядом. Радость Франсиско постепенно иссякла, испарилась. От желавших вступить с ним в беседу он отделывался односложными ответами. Потом и вовсе повернулся ко всем спиной, принялся рассматривать пестрые шпалеры на стенах.

Супружеская чета Альба занимала как раз те из немногих покоев, оформленных по желанию короля в легкомысленном вкусе последнего десятилетия. Одна из шпалер была выполнена по эскизу Гойи в те времена, когда он беззаботно и радостно писал как бог на душу положит. Это была веселая сцена из народной жизни. Четыре девушки забавлялись, высоко подбрасывая на платке

Страница 67