Гойда - стр. 116
– Об чём же эдаком поведал тебе полоумный? – спросил Иоанн.
Фёдор невольно усмехнулся, мотнул головой да запрокинул голову кверху на мрачный потолок. Басманов молча перевёл взгляд на Иоанна. Улыбка медленно сходила с лица владыки, переменяясь чем-то иным, чем-то столь отличным от гневной ярости, которой несколько мгновений назад пылала его душа. Лицо государя точно впервые лишилось того грозного покрова, за которым оно таилось столь много лет. Иоанн не смел нарушить того молчания, что повисло в этой мрачной комнате средь книг и бумаг, карт и писем королей.
Молча владыка припал устами к своей чаше. Фёдор выдохнул с облегчением, поднял свою и с осторожностью да любопытством поглядывал на Иоанна, и лишь после того сделал несколько глотков. Сказать было нечего. Царь и опричник сидели друг против друга, бросая короткие взгляды, будто бы украдкой. Тишина всё сгущалась, как сгущается ночь пред тем, как первая заря воссияет над тонкой кромкой леса.
– И для того знанья тебе колдун нужен был? – усмехнулся Иоанн, глядя на Фёдора.
Басманов видел, как желчь и гневливое пламя улеглись в душе царя, оттого и беззаботно рассмеялся, широко улыбнувшись. Не мог удержаться Иоанн от улыбки да короткого смешка.
– А как иначе? – спросил Фёдор. – Будто бы вы сами откроете никчёмному псу своему терзанья души вашей?
– На тебя зуб точит братия, – произнёс Иоанн, точно и не беря на слух слова Басманова.
Фёдор привык к такому свойству государя, оттого лишь чуть пожал плечами.
– Ты больше воли имеешь над жизнью своей, – вздохнул царь.
Его голос точно ослаб. Медная величественность, та несгибаемая резкость сменились тихим звучанием.
– Не своею волей стал я царём, но волей Господа, – продолжил Иоанн. – И не буду я противиться воле Спасителя нашего. Ты же, верно, думаешь, раз на особом счету у меня, то всякое дерзновение сойдёт тебе с рук?
– Доныне сходила, – мягко улыбнулся Фёдор.
Иоанн тяжело вздохнул, проводя рукой по лицу.
– Бедный Алёшка… уж за какие грехи награждён отпрыском таким? – сокрушался государь, не в силах сокрыть улыбку на своём лице.
Когда Иоанн обратил взор на Фёдора, тот вновь припал к своей чаше, испивая из нее сладкую медовуху.
– Ежели что супротив тебя сыщет братия али кто иной – не жди, что покровительство моё слепо и всепрощающе, – предостерёг царь.
– Как же они сыщут, великий государь, ежели в клятве отдал вам свою душу и тело? – спросил Фёдор, опуская чашу на стол.
Беззаботность покинула голос юноши. Иоанн едва признал в том звучании Басманова.
– Отпустить тебя, что ли? – задумчиво протянул государь. – Аки Господу больно видеть рабов своих в неволе, так же больно и мне держать тебя, точно на цепи. Да и братия моя с облегчением задышит.
– Да где же? – спросил Басманов, пылко схватившись за горло. – Где же цепи эти?
На том Фёдор подался вперёд, глядя прямо в глаза владыке.
– Скажи ж мне, добрый государь, – произнёс молодой опричник, – где же эти цепи, что держат меня супротив воли моей?
Во мгновение Иоанн схватил юношу за волосы на затылке и сам подался вперёд, наклоняясь над самым ухом опричника. Фёдор кожей своей ощущал горячее дыхание владыки.
– Оковы, что сковывают сердце, разум и тело твоё, незримы оку людскому, – прошептал Иоанн, отбивая каждое слово, точно клином в камне. – Из страха вы падаете ниц предо мною, лишь из страха пред грозным ликом моим.