Говардс-Энд - стр. 6

Для Маргарет – надеюсь, это не восстановит против нее читателя, – вокзал Кингз-Кросс всегда олицетворял Бесконечность. Само его положение, чуть позади легкой пышности Сент-Панкраса, как бы говорит о материализме жизни. Две большие арки, бесцветные, равнодушные, вмещающие между собой уродливые часы, походят на врата в некое вневременное приключение, итог которого, может статься, окажется удачным, но ни в коем случае не выразится на обычном языке удачи. Если эта мысль показалась вам нелепой, вспомните, что не Маргарет поведала вам ее; и позвольте мне поспешить дальше и прибавить, что до отхода поезда оставалась еще уйма времени; что миссис Мант, хоть и взяла билет второго класса, очутилась в первом, куда ее пересадил служитель (в составе было всего два вагона второго класса, один для курящих, другой для пассажиров с детьми – нельзя же требовать от человека, чтобы он ехал в одном вагоне с детьми); и что по возвращении на Уикем-Плейс Маргарет встретила такая телеграмма:

«Все кончено. Жалею, что написала. Никому не говори. Хелен».

Но тетя Джули уже уехала – уехала бесповоротно, и никакая сила в мире не могла ее остановить.

Весьма довольная собой, миссис Мант репетировала свою миссию. Ее племянницы – независимые молодые женщины, и нечасто выдавался случай, когда она могла помочь им. Дочери Эмили всегда отличались от остальных девочек. Их мать умерла при рождении Тибби, когда Хелен было пять лет, а Маргарет едва исполнилось тринадцать.

Вдовец еще не успел отдать сестре покойной жены причитающееся той наследство, так что миссис Мант, не нарушая приличий, предложила приехать и присматривать за домом на Уикем-Плейс. Но ее зять, чудак и немец, передал вопрос на усмотрение Маргарет, которая с жестокостью юности ответила: нет, они сами справятся гораздо лучше. Через пять лет мистер Шлегель тоже скончался, и миссис Мант повторила предложение. Маргарет ответила уже без резкости, поблагодарила и была очень мила, но по существу ее ответ был тот же. «В третий раз уж я не стану вмешиваться», – подумала миссис Мант. Но, конечно же, вмешалась. С ужасом она узнала, что Маргарет, уже совершеннолетняя, забрала деньги из старых безопасных предприятий и вложила их в Иностранные Штуки, которые в итоге всегда терпят фиаско. Смолчать было бы преступлением. Собственное состояние миссис Мант было вложено в железные дороги, и она пламенно умоляла племянницу последовать ее примеру. «Тогда мы будем вместе, дорогая». Маргарет из вежливости вложила несколько сотен в Ноттингемскую и Дербинскую железную дорогу, и хотя Иностранные Штуки дали великолепный доход, а бумаги Ноттингемской и Дербинской железной дороги падали в цене с уверенным достоинством, на которое способны только английские железные дороги, миссис Мант не уставала радоваться и говорить: «Все-таки мне удалось вмешаться, как бы там ни было. Когда наступит крах, бедная Маргарет не останется без гроша на черный день». Когда Хелен достигла совершеннолетия, с ней произошло то же самое: она отказалась от правительственных облигаций, но ее тоже удалось довольно легко уговорить вложить часть средств в Ноттингемскую и Дербинскую железную дорогу. Пока что все шло хорошо, хотя в социальных вопросах тетушка ничего от них не добилась. Рано или поздно девушки сделают то, что называется «загубить свою жизнь с недостойным человеком», и если до сих пор они не торопились с замужеством, то это еще не значит, что в будущем они не бросятся губить свою жизнь с особенным пылом. У них на Уикем-Плейс бывало слишком много народу – небритые музыканты, даже одна актриса, немецкие кузены (уж известно, что такое эти иностранцы), знакомые по отелям на Континенте (тоже известно, что это такое). Все это было очень интересно – и в Суонидже миссис Мант была самой большой ценительницей культуры, – но очень опасно, и когда-нибудь несчастье должно было случиться. Как она была права! Какая удача, что она оказалась в нужном месте в нужное время!