Государство и экономика: опыт экономических реформ - стр. 50
Осложнение ситуации с обеспечением населения продовольствием в первый год мировой войны заставило правительство в августе 1915 года реформировать систему продовольственного регулирования путем создания Особого совещания по продовольствию. Была предпринята попытка привлечь к его деятельности представителей общественных организаций и представительных органов власти, хотя доминирующую роль здесь играли деятели царской администрации. Руководил совещанием главноуправляющий земледелия и землеустройства, ставший с октября 1915 года министром земледелия. Этот орган имел совещательные функции, однако его председатель концентрировал весьма широкие полномочия по контролю за деятельностью предприятий и органов управления, по направлению и распределению продовольственных ресурсов, по наложению секвестров и т. д., а с 1 ноября 1915 года имел право устанавливать предельные цены на продовольствие. Однако, несмотря на декларируемые цели и функции, два названных коренных недостатка системы регулирования устранены не были: сохранилась множественность регулирующих органов, а представительство общественных организаций оказалось во многом формальным.
С самого начала войны обнаружился еще один, во многом неожиданный элемент правительственного курса. Встав на путь формирования сложной системы государственного регулирования продовольственного дела (а фактически и всего аграрного сектора), власти поставили задачу элиминировать роль посредников в отношениях между непосредственными производителями и государственными заготовительными органами. «Руководящей идеей при построении государственных заготовок (в главной части этой работы, в части, выпавшей на долю Министерства земледелия) явилось стремление, минуя посредника, по возможности ближе подойти к производителю», – писал Н. Д. Кондратьев, оценивая складывавшуюся в 1914 году ситуацию в продовольственном деле[131].
Это было сделано под несомненным воздействием идеологических, а не практически-хозяйственных аргументов. Урожай 1914 года был удовлетворительным (ниже среднего за 1909–1913 годы всего на 5 %), а неизбежное резкое сокращение экспорта и вовсе порождало опасение о возможности чрезмерного снижения цен на хлеб на внутреннем рынке[132]. Тем самым не требовалось принятия каких-то специальных мер по стимулированию (а тем более принуждению) к сдаче хлеба или сдерживанию возможного роста цен. Однако в коридорах власти сложилось вполне определенное представление о том, что минимизация роли частника в торгово-посреднической деятельности тождественна укреплению организованности, упорядоченности хозяйственного процесса.
Все это породило целый ряд трудностей практического характера, поскольку требовало от государственных хлебозаготовительных организаций заново формировать собственную сеть агентов-заготовителей с плохо скрываемой тенденцией к бюрократизации своей деятельности.
Правда, одним из побочных явлений такого курса стало повышение внимания государственных органов к кооперации вообще и к кооперативному заготовительному аппарату в частности (до того власти нередко подвергали кооперативный аппарат полицейским преследованиям). В этом заключается еще одна характерная особенность, всплывающая при попытках построения гибридной государственно-частной системы: власть, не способная полностью взять в свои руки контроль за распределительными процессами в народном хозяйстве (или в отдельном его секторе), пытается привлечь в качестве союзника кооперацию, противопоставляя ее частнику. Те же попытки и со столь же неэффективными результатами предстоит предпринять в 1920-е годы большевистскому руководству. Причем характерно, что оба правительства (и царское, и большевистское) относились к кооперации с подозрительностью, были заинтересованы во всяческом ее ограничении, видя в кооперативном движении механизм, не вписывающийся в систему государственно-бюрократического управления.