Государственный Алхимик - стр. 41
Эта Формула использовалась для баланса противоположных энергий внутри тела и называлась «Равновесие Монаха».
Да, так и называлась, поэтому я про неё сразу вспомнил, когда увидел весы. Магия Первозванного умела разрушать магию алхимии, но умела ещё и укрощать её Равновесием, чтобы не тратить на разрушение много энергии.
Это была одна из базовых техник в моей монашеской школе.
Равновесие Монаха достигалось долгими медитациями и укреплением внутреннего стержня. Муштра по этой технике была страшная. И теперь я понял почему.
Мелькнув по воздуху, Формула осела прямо на весы герба – на правую чашу. Весы медленно начали уравновешиваться.
Я покосился на экипаж, чтобы увидеть лицо кузины, но… напоролся взглядом на Лаврентия!
Да что ж такое, мать его!
Он стоял рядом, глазел на печать и на то, как чаши на Башне Мер и Весов приходят в равновесие.
– Алхимия всё же очень красивая магия, – пробормотал он. – Почему ты не сказал, что будешь укрощать гербовую печать? Я бы проснулся пораньше, чтобы такое увидеть.
Пока он это говорил, весы на печати встали ровно.
А через мгновение она просто исчезла.
Герб на перекладине ещё раз блеснул позолотой, будто передавал привет. Я перевёл дыхание и только сейчас заметил, насколько вспотел от напряжения. Ещё бы. Не каждый день видишь перед собой весы собственной Жизни и Смерти.
А может, это были весы двух противоположных магий: алхимии и того, что может её уничтожить.
Ещё раз переведя дыхание, я наконец выпрямился, сжал в кулаке похолодевшее кольцо Нонны и сунул его обратно в карман пиджака. Однако краем глаза всё же успел заметить, что Виктор отвлёкся от раздачи распоряжений и сейчас смотрит на тот самый карман.
Молчит и смотрит, чтоб его.
Правда, длилось это недолго – его отвлекли. Пара моих охранников подвела к нам низенького и худого взъерошенного мужичка, а лучше сказать притащила. Он был босиком, в заштопанном исподнем белье, да ещё и мокрый, измазанный в глине и с разбитым носом.
– Старосту нашли, Илья Борисович! – отрапортовал охранник и швырнул мужичка на землю. – Этот паскудник сбежать хотел! Мы его из реки выловили!..
Староста сел на земле, поджав колени, и поёжился.
Не только от озноба, но и от смущения.
– Прикрыть бы срам-то… люди добрые… – пробормотал он тонким голосом, глядя то на мою охрану, то на Виктора, то на меня и Лаврентия.
– Дай ему шинель, – велел я охраннику. – И подними его на ноги.
Меня ещё не отпустило напряжение после открытия золотой печати, но вопросов к старосте накопилось много, поэтому отпускать его так просто я не собирался.
Мужичка моментально ухватили под локти и подняли на ноги.
Он торопливо накинул на себя шинель с плеча моего охранника. Только оказался староста настолько низкого роста, что полы одежды уткнулись в землю и испачкались в грязи.
– Родион Сергеич Поплавский, Ваше Сиятельство! – деловито представился староста, пригладив мокрые неряшливые кудри. – Отчего же не предупредили, что посетите?
Я чуть не поперхнулся.
Этот падлюга сбежать пытался, а ещё объяснений просит!
Из его разбитого носа всё ещё капала кровь, но он будто не обратил на это внимания. Он даже улыбнулся, учтиво так и преданно.
При этом его взгляд постоянно перемещался с меня на Лаврентия и обратно. Староста никак не мог понять, кто именно из нас – молодой наследник семьи Ломоносовых.