Гостинодворцы. Купеческая семейная сага - стр. 61
– Сичас чтобы спать ложиться, слышишь?! – проревел старик, гневно смотря на сына.
– Слушаю, папаша, лягу-с…
– И спать до утра завтрашнего числа, слышишь?
– Слушаю, папаша, просплю-с…
– Чтоб к завтрашнему вечеру у меня твоей пьяной морды не было, понял?
– Слушаю, папаша… не будет-с.
– Завтра у нас обедают Алеевы… я им сказал, что ты нездоров был…
– Слушаю, папаша, – словно эхо отзывался Иван, не сводя глаз с носков своих сапог, – нездоров-с был…
– У-у, харя противная! Брысь!
Иван не трогался.
– Убирайся вон!
– Слушаю-c… уйду, папаша.
Иван переступил с ноги на ногу и нерешительно поднял голову.
– Ну? Чего мнешься? Марш отседова!
– Папаша, там я… виноват-с, в последний раз это, папашечка. Клянусь Богом-с!
Афанасий Иванович понял.
Он медленно поднялся с кресел, подошел к Ивану и положил ему руки на плечи.
Иван вздрогнул и присел невольно. Коленки у него дрожали, а глаза бегали из стороны в сторону, ища защиты.
– Сколько, распутник? Сколько? – проговорил старик, впиваясь, как клещами, пальцами в плечи Ивана.
– Шесть, папаша-с… в последний раз, ей-богу-с.
– Шесть тыщ? Записку дал?
– Векселечек-с… не верят записке, папаша.
Иван не договорил и покатился, как скошенный сноп, из кабинета в гостиную.
Ударившись о какой-то предмет, не то о стул, не то о тумбу с часами, Иван вскочил на ноги и стремглав бросился в свою комнату.
Афанасий Иванович вышел из себя. Он бегал по длинной анфиладе комнат и ругался так, что слышно было на улице.
Все живущее в доме окаменело. Только один Андрей улыбался ехидно, стоял, прислонясь к колонне в зале, и ждал конца «родительского гнева».
– Нет, каков негодяй, а? – выскочил в залу Афанасий Иванович, схватывая за руку Андрея. – Шесть тыщ прокутил! Шесть тыщ! Да он сам, негодяй, шести монеток не стоит.
– Наслание Божие, папаша, – смиренно проговорил Андрей, подымая глаза к потолку. – Надо претерпеть-с.
– В три дня, Андрюша, ты пойми, – стонал старик, – в три дня такую сумму спустить… ведь за это его на Конной плетьми драть надо!
– Не поможет, папаша… горбатого, говорят, только могила исправляет, да и то едва ли-с.
– Нет, куда он шесть тыщ мог прожить, ты мне вот что скажи? Куда? В карты проиграл?
– Иван, папаша, в азартные игры не играет-с, это я верно знаю-с.
– Так куда же? Куда?
– Сичас он мне, мимо пробегая, сознался, что два благородных патрета попортил… вообще дагеротип на сторону свернул.
– Благородных, говоришь?
– Так точно-с. А благородные патреты, папаша, возвышенный прейскурант соблюдают.
– Пошли выкупить вексель… Спроси у этого негодяя, кому дал, и выкупи.
– Слушаю-с, сегодня же будет исполнено.
– Это что у тебя за письмо в руках? – увидал старик письмо, которое Андрей вертел между пальцев.
– От Сергея, к вам-с, с фабрики.
Афанасий Иванович подошел к окну, распечатал послание сына, в котором Сергей подробно доносил отцу о последних событиях на фабрике; прочитав его и скомкав, он разразился новой бранью.
– Мальчишка! Щенок! Читай!
– Что такое, папаша? – подскочил Андрей к отцу.
– Нет, ты прочитай, какие он там колена выкидывает! Рабочие буйствуют, а он их прощает и половину штрафу скащивает. Он разорит меня!.. В гроб меня вгонит!
– Папаша, успокойтесь… Авось, Бог даст, все уладится к лучшему, – утешал Андрей отца, расправляя скомканное письмо брата.
– Читай!.. А?.. Хорошо?.. Что ж это такое, Андрей?