Гостинодворцы. Купеческая семейная сага - стр. 39
– Скажи ты ей это, скажи.
– И скажу. В саду она?
– В саду, Спиридоныч… ох, господи, господи.
Алеев прошел в сад и увидал Липу, сидевшую в раздумье на скамейке под липами.
Он подошел к дочери и окликнул ее.
Липа вздрогнула и подняла голову.
– Это вы, папаша? – проговорила она и поцеловала отца.
– Сядем, Липушка. Фу ты, благодать нонче какая… Полное благорастворение воздусей… Что это ты бледная какая? Аль не поспалось?
– Должно быть…
– От волнения это все бывает. Ну, как тебе Иван Афанасьич пондравился?
– Никак, папаша…
– Плох разве?
– И не плох, а мне не нравится.
– А ты ему больно пондравилась. Нонче старик Аршинов мне передал это известие.
Липа молчала.
– Просят руки твоей.
Алеев подождал с минуту ответа и нахмурился.
– Так какой же ответ твой будет, а?
– Я за него замуж не пойду, папаша! – ответила Липа, отодвигаясь от отца.
Алеев вспыхнул и уставился на дочь.
– Это на каком же основании?
– Он мне не нравится.
– После пондравится.
– Никогда, папаша! – чуть не крикнула Липа.
– Вздор, сударыня, вздор! Мужчина красивый, дельный.
– Я его не люблю.
– Полюбишь. Я дал уж им согласие.
– Папаша!
– Это дело конченое. Я своего слова назад не возьму.
Липа вскочила со скамейки и, задыхаясь, смотрела на отца.
– Я не пойду за него, ни за что не пойду. Слышите, папаша! Я люблю другого, Сергея Афанасьича люблю.
– Вот как! – побледнел Алеев. – В любовь без спросу родителей изволили заиграть… Ах ты, мразь этакая! Да как ты смеешь это отцу говорить, а? Да ты что, распутная девка али дочь?
– Папаша, за что вы меня оскорбляете?
– Молчать! Ты меня оскорбляешь, а не я, ты заповедь забыла: «Чти отца твоего», так я тебя сызнова учить начну… Оскорбляю я ее! Завела себе любовника да еще отцу этим похваляется. Чтоб больше я от тебя об Сергее слова не слыхал, слышишь? В землю тебя своими руками зарою, а за Сергея не отдам. Иван за тебя сватается, за него и выйдешь.
– Папа, папа…
– Слезы? Реви сколько хочешь, но если ты завтра к Аршиновым в слезах выйдешь, при них изувечу… Девчонка! Дрянь!
Липа упала на скамейку и зарыдала.
Алеев поднялся со скамейки и пошел навстречу Муравину, вышедшему из беседки.
– Здравствуйте, Иван Андреевич, – проговорил Алеев, стараясь улыбнуться и протягивая руку старику, – греетесь на солнышке-то?
– Греюсь, Сергей Спиридоныч, греюсь! – улыбнулся старик, смотря из-под руки на зятя. – Липушку не видали?
– А вон она там сидит! – мотнул Алеев головой. – Да, вот, кстати, – мелькнула у него мысль, – сватается за нее хороший жених, Иван Афанасьевич Аршинов, а она ломается. Будьте добры, Иван Андреич, уговорите ее, все-таки лишнее слово для дела полезно будет.
– А почему же она не хочет идти за него, Сергей Спиридоныч? – прищурился старик на зятя.
– Да забрала себе глупость в голову, будто в Сережку влюблена. Просто глупая девчонка, у которой еще ветер в голове гуляет.
– А если она и в самом деле его любит?
– Ну, и вы туда же! – досадливо махнул рукой Алеев. – Что старый, что малый.
– Этим, Сергей Спиридоныч, шутить нельзя… да-с! Сердце – не игрушка-с.
– Просто глупости, говорю, выйдет замуж и глупость забудет. Поговорите, пожалуйста, ей.
– Нет-с, извините, на такое дело я и уговаривать не стану.
– На какое дело? – раскрыл удивленно рот Алеев.
– А на такое-с, на распутство-с. Вы думаете, она хорошею женой Ивану Афанасьевичу будет? Любить его станет? Никогда-с. Рана-то в сердце у ней останется и до смерти не заживет… да-с!