Господство тьмы. Искупление. Книга третья - стр. 50
Отдельный вход для лидера города, на фоне остальных мест, выделялся удобствами, но сейчас казался почти неестественно тихим. Взгляды людей, желавших увидеть его, то и дело обращались в ту сторону: кто-то надеялся разглядеть тень в массивном кресле, предназначенном ему, а кто-то, напротив, не хотел отвлекаться. Жители пришли сюда не для того, чтобы просто сидеть – их привело сюда желание увидеть новое шоу. Интерес, азарт, жестокость, страх – всё это смешалось в воздухе, делая его тяжёлым и гнетущим.
Когда массивные створки входа для лидера города с глухим скрежетом распахнулись, гул голосов мгновенно стих. Толпа, только что напряжённо перешёптывавшаяся, застыла, впитывая каждую деталь происходящего. В тёмном проёме показался высокий силуэт, и спустя мгновение, в свете факелов, стал различим Кристофер Рэй. Он не спешил. Его шаги были медленными, выверенными, а взгляд – пустым, словно он смотрел сквозь людей, не замечая их.
За ним следовали гости из Эмбервуда – их фигуры казались чужеродными среди суровых каменных стен арены. Одежда, осанка – всё в них выдавало людей, привыкших к власти и силе.
Толпа ожила. Кто-то наклонился вперёд, кто-то поднялся на ноги, чтобы разглядеть его получше. Среди собравшихся не было единого настроения: одни встречали лидера с почтением, другие – с подавленным страхом, а кто-то не скрывал презрения, но не осмеливался выразить его вслух.
Когда Кристофер приблизился к краю арены, из толпы выкрикнули его имя. Голос эхом отразился от стен, но Рэй даже не дрогнул. Он не ответил, не поднял головы в поисках крикуна. Его лицо оставалось бесстрастным, холодным, словно камень, по которому он ступал.
Несколько человек из толпы начали аплодировать – сдержанно, неуверенно, будто проверяя, поддержат ли их остальные.
Глашатай появился почти одновременно с Кристофером, но если лидер города двигался неспешно, с невозмутимой уверенностью хозяина этого места, то фигура в плаще с капюшоном возникла резко, словно выросла из самой тени. Лицо, как всегда, оставалось скрытым, что только усиливало напряжение среди зрителей.
Толпа замерла в ожидании. Кто-то задержал дыхание, кто-то уже заранее сжал кулаки, предчувствуя, что сегодня будет нечто иное.
Глашатай поднял руки, требуя тишины, хотя она и так почти воцарилась – воздух застыл от напряжения. Его голос прозвучал глухо, но отчётливо:
– Сегодня правила игры поменялись! – голос отдавался в камне, эхом перекатываясь по кругу. – Сегодня не будет привычного боя. Мы меняем правила! С этого дня заключённые и нарушившие закон Бездны будут сражаться. Сражаться до последнего вздоха! Вы готовы?
На короткий миг наступила тишина, а затем, словно прорвав дамбу, арена взорвалась – то ли восторженным рёвом, то ли тревожным гулом. Кто-то выкрикивал что-то одобрительное, кто-то оборачивался к соседу, недоумевая, но всем было ясно одно: отныне битвы станут ещё кровавее. Люди могли только ждать – кто выйдет первым, кого бросят в эту бездну, кто не покинет её живым.
Когда железные решётки распахнулись, на арену вывели группу заключённых. Их шаги звучали тяжело, а лица были пустыми, с тем застывшим выражением, которое бывает у людей, уже увидевших свою смерть. Они не боролись, не сопротивлялись, не пытались что-то доказать – просто выходили, принимая неизбежное.