Город на холме - стр. 28

Он специально меня провоцирует? Ведь слежка у них хорошо поставлена, они прекрасно знают, кто Малка и зачем она приходит в наш район. Кроме нас, у нее еще несколько подопечных, которых она обязана регулярно навещать. Более того, мы старались, чтобы во время ее визитов я был на работе или где-то еще, чтобы не вызывать ненужных пересудов. Это не всегда получалось, но мы старались.

– Вы хоть понимаете, что вы сейчас сказали? Что это нормально, когда молодые люди из религиозных семей ходят к женщинам и платят им за секс? И после этого вы претендуете на роль защитника общественной и лично моей морали? Да, она социальный работник и ходит в наш район посещать детей-инвалидов. И передайте своим… ученикам… что если хоть что-то случится с Малкой, то пусть они молятся, чтобы полиция нашла их прежде, чем это сделаю я.

Я встал со скамейки, надел на плечо сумку и пошел, не оглядываясь назад. Что им, больше делать нечего, чем за мной следить? Вряд ли они сумели бы сделать это так профессионально, чтобы остаться незамеченными. Будем надеяться, они действительно не знают, где живет Малка, а рав Розенцвейг сказал то, что сказал, наугад, исключительно из вредности. Малка рассказала мне, что после каждого визита она обязана отмечаться у диспетчера, а если не отметится, по адресу немедленно выезжает полицейский наряд.

Наступила весна, и мы с Малкой взяли в аренду машину и провели потрясающий день в Вади-Кельт, где как раз все цвело. На обратном пути я сказал ей, что не смогу провести с ней Песах, потому что мне пришла повестка на военные сборы.

– А меня тоже не будет. Я уезжаю.

– Куда?

– В Узбекистан.

– Зачем?

– С мамой увидеться.

– Но твоя мама живет в Америке. Зачем ехать в этот дикий Узбекистан?

– Дорого.

– Малка, не темни. А твоей маме не дорого из Америки туда добираться?

Пауза, тихий вздох.

– Я боюсь, тебе не понравится. Но придется сказать. Мы едем отмечать йорцайт[49] моих корейских бабушки и дедушки. Они похоронены в Узбекистане. Ежегодно в апреле все корейцы отмечают йорцайт своих предков. Это общее дело.

Мне не понравилось. Ехать в дикую мусульманскую страну, где нет ни порядка, ни закона. Принимать участие в каких-то языческих ритуалах. Она вообще-то гиюр принимала.

– Ты не должна туда ехать.

– А чтобы я вернулась оттуда не просто так, а к тебе, ты хочешь?

– Да, очень хочу.

– Тогда прояви уважение к моим планам, которые были намечены еще до того, как мы познакомились. Я не могу подводить маму, мы с ней это уже год планируем, билеты купили. Она обидится, если я не поеду.

– Хорошо. Езжай, но не совершай авода зара[50], очень тебя прошу. Прости, я не то говорю. Я не имею права лезть в чьи-то еще отношения со Всевышним. Только вернись ко мне.

– Обязательно.

Некоторое время мы ехали молча, а потом я был вынужден сказать:

– Малка, не хулигань. Я же за рулем.

– Я не могла удержаться. Ты такой красивый.

Вот и пойми этих женщин. Какая разница – красивый я или нет. Если я потеряю управление машиной, то это уже не будет иметь значения. Это женщины прекрасны, особенно когда беременны. Для мужчины тело – это всего-навсего рабочий инструмент. Работает, и слава богу.

– Вот перевернемся в канаву, и будет нам очень невесело.

– Так остановись, вот обочина пошла.

Вот безбашенная. Остановиться вечером на пустынном шоссе невдалеке от арабской деревни. Как ее можно одну куда-то отпускать, тем более в Узбекистан. А придется.