Город Баранов. Криминальный роман - стр. 62
– И несчастную, – добавил я.
Лена удивлённо глянула на меня, подумала и легко согласилась:
– Да, Виктория – несчастная… Зато у неё ума палата и талант к деньгам. У неё уже, не в пример мамаше, – две сберкнижки. Она ещё и мужа отыщет, и счастливой будет, – Лена ещё подумала, как бы заглядывая в будущее, и уж совсем нелепо завершила предсказание. – Глядишь, тебя же и отобьёт у меня.
Не успел я в тон среагировать-ухмыльнуться, как она тут же и окатила прохладной водой:
– Впрочем, ты такой рохля, что вряд ли её всерьёз заинтересуешь. Ей загребастого мужика надо, евреистого…
Дома, когда мы вернулись уже после обеда, нас ожидал небольшой, но поганый скандальчик. Мы обнаружили все наши чемоданы-ящики обсыпанными какой-то белой порошковой дрянью. В чём дело? Оказывается, из-под крышки одного из ящиков вдруг на глазах у всех вылез громадный рыжий таракан-прусак и, нагло шевеля усами, принялся осматриваться в новых апартаментах. Не успел он свистнуть своих сотоварищей, контрабандой приехавших в Баранов, как был с воплем прихлопнут Викториевой туфлёй, безжалостно размазан…
Родимый шустрый дасовский таракан – мир праху твоему!
В понедельник завертелась карусель.
Толян исчез ещё до рассвета. Ефросиния Иннокентьевна поехала в пединститут передавать приготовишкам-абитуриентам свои знания тогда ещё не столь обожаемого и популярного в России инглиша. Виктория, кроваво накрасив маленький поджатый рот, отправилась в родимый банк считать-пересчитывать чужие пока деньги. Шурик, с утра повяньгав и поуросив до слёз, была под нашим с Леной конвоем препровождена до вечера в казематы детского садика. Мы же стопы свои направили сначала в ЖЭУ, потом в паспортный стол, затем – во Дворец бракосочетаний.
Естественно, как водится в наших благословенных палестинах, повсюду мы получили звонкий отлуп: ЖЭУ и Дворец Гименея понедельник объявили не приёмным днём, в милиции паспортистка принимала лишь с двух дня.
Нет, воистину на Руси понедельник – день тяжёлый!
Стукнулись мы в этот день о стену лбами и в Доме печати. Редакторша «Комсомольского вымпела» гуляла в отпуске, а её зам, ответственный секретарь и парторг редакции Федосей Моисеевич Филькин по прозвищу Помидор, никак не решался взять на себя груз ответственности.
– Ой нужны, ох как нужны нам перья! Лето – все в отпусках. Ох нужны! – причитал-вертелся он, промокая платком помидорного цвета лицо. – Но как же я могу? Я не могу! Надо Василису Валерьевну подождать. Да и в обком комсомола доложить, так сказать, посоветоваться с руководством. Без этого нельзя-с!
При последних словах он как-то странно прогнулся, изобразил почтительность в физиономии. Я с некоторым удивлением наблюдал его: да-а-а, склизковатый тип.
– Но ведь Лену-то вы знаете отлично! Вы же сами ей рекомендацию на журфак давали и подписывали. А у меня вот – все документы: диплом Московского университета, вот публикации из «Комсомолки», «Лит. России», «Московского комсомольца», «Огонька», «Литературного обозрения», «Славы Севастополя»… А вот наградные дипломы журналов «Огонёк», «Смена», Союза журналистов СССР – это всё по итогам практик. Вот трудовая моя – я уже в газете работал, в Сибири…
– Понимаю-с, понимаю-с, – бормотал Филькин, жадно просматривая мои бумаги, – но надо всё же товарища редактора подождать. Субординация-с! – и он пристально-многозначительно уставился зачем-то на мою увечную руку.