Горький вкус соли - стр. 10
– Дак добро, – ответила та обмякшим голосом и почувствовала, как кровь прилила к её щекам. Невольно опустила она фонарь и прижалась к мужу.
– Это ты у меня ещё добра, – пошутил он, обнимая её в ответ.
На мгновение они застыли. Дуня чувствовала, как мягкая щетина мужа щекочет её лоб. Они стояли молча, слушая только стрекот сверчков во внезапно затихшем мире. Наконец Фёдор отпустил Дуню, взял лошадь за удила и повёл её во двор:
– Зови сорванцов-то, пусть помогают телегу разгружать. Там две коровы нынче да гуси. Пристроить надо. В понедельник в ОРС10 сдам.
Мимо Дуни проехала подвода, застланная сеном. Из дощатого ящика, водружённого на воз, донеслось гусиное гоготанье. Следом, привязанные к телеге, покорно проплелись две коровы. Поравнявшись с Дуней, они, будто зная, кого надо просить, вместе замычали.
– Сейчас, голубушки, подою вас, потерпите, милые.
– Ну, так зови, говорю, – сказал Фёдор и пошёл запирать ворота.
– Ох, – вздохнула Дуня, пытаясь отвязать коров. Руки начали дрожать, она не могла справиться с узлом. – Витя-то в кровати лежит, глаза обжёг… Но ты не серчай только, доктор сказал, видеть будет, только надо недельку капли покапать, – Дуня говорила всё тише и тише, будто боясь собственных слов. Голос не слушался и словно застревал в горле, проваливаясь куда-то внутрь, в живот, затягивая за собой дыхание.
– Ты что там бормочешь? – громко спросил Фёдор, распаляясь. – Как он глаза-то умудрился обжечь? Он что у нас, дурак?! Глаза в огонь засунул?!
Фёдор подошёл к жене, выхватил верёвку из её рук и сказал грубо:
– Дай сюда!
– Говорит, поджигу какую-то делал. На пне всё разложил… выстрелил… – пролепетала Дуня, пятясь от мужа назад, к дому.
– Что?! А Гришка где?! Тоже лежит?!
– Гришка-то? Гришка-то здесь, сейчас позову, – Дуня, подхватив подол, побежала в дом.
Но Гришка был уже далеко. Он бежал быстро по наизусть выученным тропинкам между задних дворов, не поднимая шума. Вскоре он выскочил на луг, ограждавший посёлок от леса, и так же, без оглядки, пересёк его. Остановился на краю поля и прислушался.
Перед ним возвышался огромный чёрный лес, заглатывающий всё живое в кромешную тьму, притягивающий своей погибельной силой так, что невозможно было отвести взгляд. Где-то, совсем близко, ухнула сова и ей ответила вторая – тише, из глубины. Ветер шатал и гнул деревья, они хрипло стонали, скрипели и, ломаясь, трещали, словно моля о пощаде. Послышался волчий вой.
«Далеко, за топью», – подумал Гришка и обернулся назад.
Посёлок был ярко освещён полной луной. Избы, пожарная колокольня и купол без креста на полуразрушенной церкви серебрились на фоне синего неба. В окнах домов горел свет, казалось, там уютная и тёплая жизнь. Но Гришка знал: только не в их доме. По крайней мере ― не сегодня.
Вдруг он услышал шорох кустов, совсем близко, в трёх шагах от себя. Он перестал дышать, медленно повернул голову в сторону шума и застыл. Из кустов на него смотрели два немигающих глаза, отсвечивающих жёлтым светом луны.
– Лиса, – облегченно вздохнув, он решительно шагнул в чащу.
– Витька! – рявкнул отец с кухни. – Подь сюда!
Витя встал с кровати и на ощупь пошёл на кухню. Он уже чувствовал по голосу отца, что в этот раз придётся туго.
– Сходи за нагайкой, – скомандовал Фёдор Дуне. – Да побыстрее. – Сам он сел на табурет в прихожей. Уставший, голодный, осунувшийся за дальнюю дорогу, весь в пыли, покрывавшей его волосы так густо, что, казалось, они были седыми.