Гонзо-журналистика в СССР - стр. 22
Хлопцы поворчали и полезли за нехитрым ужином: у каждого с собой был тормозок. Сало с мясными прожилками, лучок, чёрный хлеб, варёная бульба, яйца и малосольные огурчики. Соль в спичечном коробке, чай из эмалированных кружек, нагретый на буржуйке. Быть нахлебником я не желал. А потому – потопал в сельпо.
На полках было не густо. Однако хлеб, плавленый сырок, пряники я взял. Тушёнки не завезли – потому взял нечто весьма специфическое. Жестяная банка, а на оранжевой этикетке вместо головы коровёнки – голова младенца и надпись «Консервы мясные детские». Бр-р-р-р! Пока я размышлял над особенностями советского маркетинга, в дверь вошли Петрович и Иван.
– Девушка! – сказал старый монтёр. – Дайте бутылку подсолнечного масла, бутылку водки и стакан.
– Хех! – сказала девушка. – Это с чегой-то такой странный выбор? Вы б на закуску лучше кильку в томате взяли – все берут и всем нравится!
– Так тут такое дело… – почесал затылок Петрович. – Вот этот дурень говорит, что выпьет стакан подсолнечного масла залпом. А я ему за это бутылку водки обещал.
– Хе-хе! – бабёнка за прилавком задорно усмехнулась, достала из-под прилавка стакан и масло в стеклянной бутылке, подставила стул и полезла за водкой.
Иван и Петрович, та и я тоже, заворожённо наблюдали за её роскошными формами под синим халатом. Немаленькая девочка, но и толстой её не назовёшь… В общем – есть женщины в русских… То есть – полесских селеньях!
Бутылок с водкой у неё было две. Коварная продавщица заглянула в глаза несчастного Ивана и загадочным голосом проговорила:
– А если два стакана выпьешь – я тебе и вторую бутылку подарю. И газету ещё дам, пригодится.
Иван смотрел совсем не в её глаза, а намного ниже, и потому, или не потому – сглотнул.
– Чорт с вами. Наливайте!
Жёлтая густая жидкость забулькала в стакане. Толстые смуглые пальцы ухватились за его гранёные стенки… Большими глотками этот невероятный человек выпил двести граммов масла, поставил и стукнул донышком по прилавку:
– Фе-е-е-е… Ещё!
– Ой, дура-а-ак! – схватился за голову Петрович и сунул продавщице несколько монет. – Дайте ещё одну газету.
Второй стакан заходил тяжело. Видно было, что Иван страдает и прикладывает массу усилий. Последние капли стекали в его рот совсем медленно.
– Всё! – победно выдохнул он и ухватился за живот обеими руками. – Где мой выигрыш?
Бутылки отправились в необъятные карманы брезентовых штанов, и толстенький монтёр пошёл на выход – очень странной походкой.
– Ну всё, теперь у вас не товарищ, а бомба замедленного действия, – предупредила девушка за прилавком. – Полтора часа максимум – и будет горе! Проходите, не создавайте очередь!
О, женщины – имя вам коварство! Ну ладно, Иван – дядько очень странный, это сразу ясно. Ладно – Петрович, хочет дурака отучить от излишней самонадеянности и одновременно позлорадствовать из чисто хулиганских побуждений. Но ты-то, милая барышня, зачем про второй стакан сказала? Зачем несчастного соблазняла второй бутылкой?
Я расплатился и вышел на улицу.
Монтёры точили лясы с местными на небольшой площади, где стояли сельпо, сельсовет, клуб, библиотека и закусочная. Щёлкали семечки, мужики доедали остатки перекуса.
Ветер успокоился, едва-едва гоняя по земле первые опавшие листья. Возвращались домой коровы с пастбища, мотая рогатыми головами и грустно мыча. Хозяйки встречали своих Зорек и Машек у калиток, заводили во дворы. Брехали неугомонные собаки.