Гонки на дирижаблях - стр. 50
Широкое окно мансарды было заставлено гипсовыми женскими бюстами, мужскими ногами и прочим художественным хламом. Обычное окно художественной мастерской, каких в этом шумном районе много.
Игнатьев повеселел – он здесь не был пару месяцев и боялся, что Поль, его друг, съехал на другую квартиру. Скульптор и художник Поль Трессильян или попросту Поль, как они все называли смуглолицего подвижного француза, занимал три больших помещения под самой крышей. Познакомились они ещё в студенческие годы. Тогда часто шумные посиделки где-нибудь в трактире переходили на квартиру к Полю и продолжались там до утра.
Из обстановки у француза-художника было: один камин, много потёртых циновок из бамбука, пара диванов, шесть продавленных кресел, один стол и множество остовов гипсовых и бронзовых фигур на полу. Сидеть в скрещенных ногах гипсовой девицы или на груди бронзового хмурого ликом кентавра нравилось всем. К тому же, имелся настоящий иранский кальян, над которым Поль вечно колдовал и уверял всех, что опия в его травах нет и в помине. Но гости подозрительно быстро глупели, начинали громко хохотать и разговаривать, хоть и до этого вели себя не очень тихо.
Собравшиеся до хрипоты кричали и спорили… об искусстве и девушках – о чём ещё можно спорить в три часа ночи. Потом появлялись девушки-натурщицы, любившие искусство, а ещё больше весёлых и щедрых художников, и хитрый Поль исчезал с одной из них, многозначительно давая понять, чтобы его не беспокоили.
Девицы были настырны и хороши собой. Но Игнатьев лишь брезгливо посмеивался. А утром обнаруживал себя на одной из циновок с трещавшей от выпитого головой. Каждое такое утро Игнатьев давал себе слово, что он больше сюда ни ногой. Но в следующий раз повторялось всё снова.
Однажды Поль похвастал, что у него появилась новая натурщица.
– Такой бутончик! Не поверишь, краснеет, когда оголяет грудь, – француз масляно улыбался, – боюсь представить, что будет, если я её попрошу раздеться совсем!
Игнатьев тогда скептически хмыкнул.
К тому времени Игнатьев в мастерской у Поля стал постоянным гостем, увлёкшись бронзовой скульптурой. Поль попросил его помочь в отливке деталей, узнав, что Игнатьев имеет опыт в плавлении золота. А потом Игнатьев и вовсе поселился здесь, всерьёз занявшись протезом старика Дорофеева.
Тогда отношения с отцом совсем разладились, и оказалось проще уйти из дома. Сюда и ушёл, заняв комнату, что поменьше. Комнаты были проходные. Все три соединялись плохо запирающимися дверями.
И однажды, распахнув дверь, к Дмитрию влетела полуголая девица с пунцовыми щеками, прижимавшая к груди платье и явно искавшая глазами место, где бы спрятаться. Игнатьев сидел на полу с бронзовой голенью, стоявшей на не очень удачно получившейся в тот раз ступне. Он в который раз пытался сделать подвижное соединение ступни с пальцами, у него не получалось, приходилось признать, что лучше оставить так, ведь деревянные протезы вообще не имели ступни.
Скользнув взглядом по лицу девушки, торчавшим из-за скомканного платья грудям, по белым подштаникам, переходившим в лиф, сброшенный до пояса, удивившись пунцовым щекам – здесь такие редко встретишь – он перевёл взгляд на бронзовую отливку.
– Вы что-то ищете, сударыня? – спросил он, не глядя на существо с пунцовыми щеками.