Гомер, сын Мандельштама - стр. 5
На любовные шараханья решил не отвлекаться, хотя… пикантная женственность… кто ж от нее откажется?
Смастерить управляемое солнце, чтобы помчались по проводам сотни гигаватт почти даром достающейся энергии, чтобы ревущая сила толкала звездолеты сколь угодно далеко, – да, это триумф, ради которого стоит жить! А гоняться за титулами и званиями – бестолковая забава ахейцев; почести – приманка для примитивных мозгов Агамемнона, Ахилла или Аякса. Свершение – вот единственно стоящая награда, превращаться же в имя нарицательное – удел таких, как Эйнштейн.
Надо сказать, Эйнштейну в моих мечтах особенно не везло, ибо, забежав в девятом классе довольно далеко в университетскую программу физики, я разобрался в знаменитом тензоре гравитации и почему-то преисполнился скепсиса…
К слову, до сих пор не люблю лохматых, кудлатых и бородатых. Как неприлично шумлив Ландау рядом с ненаигранно сосредоточенным Капицей, как примитивен Хемингуэй в сравнении с гладко выбритым Сэлинджером!
Гектор, в знак почитания рано облысевшего Приама, почти зеркалил череп, зато Парис – о! эти его локоны до плеч! Не Владимир Ленский, окрыленный вольнолюбивыми мечтами, а буколический прелестник с небесно-голубыми глазами. Но не холодными (упаси Бог!), а переливчатыми, будто бы мерцающими сквозь непролившиеся слезы. В общем, дружная греза трех недружных богинь.
Глава третья
Сегодня утром все шло по-субботнему, чуть расслабленно, пока вдруг не явилась Инна Сергеевна, элегантная дама немного за тридцать, заместитель начальника финансово-экономического управления…
С областной администрацией с тех самых пор, когда нынешний мэр непредсказуемо победил на выборах, мы дружим по принципу «Para bellum»[1] – вот и просочилась в наше здание группка «детей их друзей» и «друзей их детей». Теперь каждое слово, произнесенное у нас, гуляет многократным эхом – у них…
Дама пришла, чтобы доложить о подготовке кредитного договора на тот самый миллиард.
– Кредит нам дают, – пустила она пробный шар, – на крайне невыгодных условиях.
– Увы! – вздохнул я. – Но нужно учитывать, что строительство в Недогонеже мусороперерабатывающего комплекса, да еще крупнейшего в Европе, имеет важное политическое значение.
– У меня такое впечатление, – улыбнулась Инна Сергеевна, – что о политическом значении этого строительства говорится только потому, что экономическая логика хромает на обе ноги.
– И много ли подобных впечатлений, – улыбнулся я, мысленно поздравив ее с четкостью мышления, – вы накопили за полгода работы у нас?
– Гораздо меньше, чем ожидала.
– Неужели даже меньше, чем ожидал Александр Константинович? Если не ошибаюсь, именно он вас сюда ввинтил?
– Вы имеете в виду – рекомендовал? Дело в том, что моя мать, она умерла три года назад, была кузиной жены Александра Константиновича…
– И вы, племянница первой леди, стали номером два в гареме первого лорда?
Вскочила.
– Кто вам дал право?!
– Сам взял. Равно, как и вы, в нарушение всех правил, взялись излагать не аргументы, а впечатления. Будете визировать проект договора?
– Нет.
– Тогда ступайте вон.
У дверей обернулась.
– Вам доставляет удовольствие так общаться?
– А вам доставляет удовольствие трахаться с губернатором?
– Безусловно. Он каждый вечер дает жене снотворное, и ровно в три ночи мы безумствуем на третьей слева скамейке в Бунинском сквере. «Темные аллеи» сгорают от стыда.