Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов - стр. 40

Позиция митрополита Евлогия была иной. Она выражена в его письме архиепископу Иоанну Рижскому от 24 июля 1928 г.: «Конечно, в деятельности м[итрополита] Сергия есть нечто смущающее, но все же он возглавитель нашей Церкви (пока м[итрополит] Петр вынужденно бездействует), и, след[овательно], оторваться от него значило бы оторваться от Матери-Церкви, чего я совершенно не могу допустить в своей совести»[209].

Декларация митрополита Сергия усугубила разделение Архиерейского Синода и митрополита Евлогия. Отношения к декларации как акту вынужденному и простительному постоянно ставилось в вину митрополиту Евлогию карловацкой печатью.

В отличие от своих предшественников, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий с 1927 г. вел довольно обширную легальную переписку с церковными деятелями зарубежья. Среди его корреспондентов были в первую очередь Управляющий западноевропейскими русскими церквами митрополит Евлогий (Георгиевский), митрополиты Елевферий (Богоявленский), Сергий (Тихомиров), Вениамин (Федченков), епископ Иоанн (Поммер) и многие другие лица. В его переписке конца 1920 – начала 1930-х гг. с зарубежными церковными деятелями явно просматривается стремление оказать воздействие на представителей Русской Церкви в эмиграции с целью ограничить свободу их действий и высказываний, касающихся поддержки гонимой Церкви в СССР.

Начало нового периода в отношениях митрополита Сергия с зарубежными архиереями обозначилось еще до июльской декларации. 14 июля 1927 г. из Москвы в Париж отправлено его письмо митрополиту Евлогию, касающееся фундаментальных вопросов деятельности заграничного духовенства. Упомянув об упразднении зарубежного ВЦУ Патриархом Тихоном, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя подчеркнул подведомственность эмигрировавшего духовенства Московской Патриархии и связанную с этим ответственность его за деятельность, враждебную Советскому Союзу (в основном имелись в виду выступления в защиту гонимой Церкви). Письмо сопровождалось указом с требованием всем священнослужителям дать подписку о лояльности, а именно письменное обязательство в такой форме: «Я, нижеподписавшийся, даю настоящее обязательство в том, что, ныне, состоя в ведении Московской Патриархии, не допущу в своей общественной, в особенности же церковной деятельности, ничего такого, что может быть принято за выражение моей нелояльности к Советскому Правительству»[210].

Отказавшиеся дать такую подписку исключались из состава клира, находящегося в ведении Московской Патриархии. Срок, установленный для ответа на послание, истекал 15 сентября 1927 г.

Естественно, что бежавшие от большевиков эмигранты были шокированы подобным требованием, ставящим их действия в зависимость от советских властей.

В Сремских Карловцах указ проигнорировали. В Париже стали искать компромиссного решения.

Митрополит Евлогий писал в своих воспоминаниях: «Связь с Матерью Русской Церковью была мне очень дорога. Непримиримой позиции “карловчан”, которые после грозного патриаршего указа (от 22 апреля (5 мая) № 349)[211] скрепя сердце признавали Московскую Патриархию, – я не разделял. Мне хотелось, не подчиняясь советской власти и оставаясь самостоятельным, найти какую-нибудь линию поведения, чтобы с Москвой не рвать»