Голос - стр. 4

Самый страшный момент: я понимаю, что легкие отключаются, осталось два-три вдоха. И пусть. Зачем мне такая жизнь? И жизни я такая – зачем? Не могу больше, не хочу.

И вдруг какая-то частичка меня, маленькая и глупая, начинает сопротивляться. Паника угнетает ее, но одновременно подстегивает. Она бьется и трепещет отчаянно, как птенец в крокодильей пасти. Я будто выныриваю из ледяного океана.

Я уговариваю себя дышать глубже и считать до десяти. Постепенно дыхание выравнивается, я беру у мамы стакан воды, полощу рот, выхожу и начинаю мерить шагами квартиру. Ходить, двигаться, согреваться. Я думаю только о том, как переставлять ноги. Сердце то набирает, то сбрасывает скорость, и шаги – единственное, что дает ощущение контроля.

«Просто шагай, – говорю я себе, – больше от тебя ничего не требуется».

Когда накатывает паника, я повторяю про себя один и тот же стишок, снова и снова, пока слова не потеряют смысл:

Через час, который тянется словно день, стишок начинает действовать. Как заклинание. Пульс приходит в норму, вспышки страха и покалывание в сердце становятся более редкими. Потребовался не один месяц, чтобы этому научиться. Меня все еще знобит и колотит, но я знаю, что мне уже ничто не угрожает. До следующего приступа. Страх отступает, дает мне возможность поднакопить сил. Ему нравится со мной играть. Разум – странная штука. Иногда он напоминает большой пыточный механизм.

Мама прижимает меня к себе, и я пытаюсь заглушить чувство стыда за то, что я такая. Мы идем на улицу, потому что мне нельзя останавливаться, мне нужно шагать. Шаги – это моя медитация.

Несмотря на жару, мы ходим и ходим по длинной аллее. Делаем вид, что гуляем. Разговаривать не получается.

Если еще час назад ты был уверен, что умрешь, и вот сумел избежать смерти, все кажется чудесным и странным: залитый солнцем тротуар, трава между плитками, голуби, столпившиеся вокруг старушки с хлебными крошками, и иногда ветерок. Словно отведенное тебе время кончилось, но по чьему-то недосмотру ты проживешь еще один день.

Чтобы отвлечь меня, мама болтает о какой-то ерунде. Почему бы нам не вырастить базилик на подоконнике? Продаются специальные горшочки, там уже все готово, и грунт, и семена. Полил – и растет. Можно целый садик завести: мята, ромашка, петрушка, розмарин…

Мне уже лучше, но все же мельком, где-то на заднем плане, проносится тревожное: а что, если в следующий раз я не услышу ту частичку меня, которая так не хочет умирать?

В Кёниг мы прилетели около шести утра, и злой невыспавшийся отец накинулся на охранника за то, что прокат автомобилей до сих пор не работает. Мол, в самом паршивом аэропорту можно получить машину в любое время суток, а у отца к тому же заказано.

Охранник повторял, что он к прокату никакого отношения не имеет, но отец уже вошел в раж.

– Это только у нас такое возможно! Нигде в мире!..

Мама осторожно взяла его за локоть:

– Юра, они только с девяти. Если неохота ждать, давай такси возьмем.

Он отмахнулся и снова заорал на охранника:

– А мне никто не сказал, что с девяти! У меня заказано, понимаете вы или нет? Вызовите их сюда сейчас же!