Гобелен с пастушкой Катей - стр. 73
Валентин больно толкнул меня в бок, я вернулась к реальности и приветствовала хозяйку, в ту минуту вынырнувшую из-за пестрой занавески, висящей непосредственно на стене. Как она там поместилась, я не поняла, наверное, случился перебор впечатлений.
Солнце щедро освещало её, и Антонина предстала во всей красе. Лет десять назад она была хороша собой, не уступала красивой Верочке, да и сейчас смотрелась весьма недурно в своем роде. Крупная женщина в пристойных формах, южнорусского типа, темного с блеском. Блестели глаза, волосы и зубы, поэтому казалось, что искрится она вся, особенно когда улыбалась.
Не знаю, как бы она отнеслась к настоящей Верочке в случае их свидания, но мое появление вызвало у Антонины гамму неожиданных чувств.
– Она это, что ли? – спросила Антонина у Вальки, едва успев поздороваться.
– Да, твоя товарка по браку, – подтвердил Валентин. – Вер, предъяви документ, чтобы никто не сомневался.
И я послушно полезла копаться в сумке под пристальным взглядом первой жены милого Витюши, будь он трижды неладен, в страшном сне такого не увидишь!
Неловкою рукой я поднесла ей фальшивый документ, но Антонина глянула на него вскользь. Её занимала другая мысль.
– Да сколько же лет тебе, Вера Согдеева, младший научный сотрудник? – с насмешкой спросила она. – Двадцать пять-то есть? Баба ты или девчонка, или не кормит он тебя?
(Поясняю. В отличие от видной Верочки я выгляжу скромно, но изысканно, и основным достижением является иллюзия непреходящей юности. В возрасте восемнадцати я выглядела едва на четырнадцать, откуда взялось прозвище «прелестное дитя», а на подступах к тридцати могу сойти за старшую школьницу. Иногда бывают казусы.)
Мой девический вид, очевидно, спровоцировал гамму неожиданных чувств. Антонина ожидала увидеть соперницу, столичную штучку, а перед ней растерянно топталась на пороге тощая девчонка с конским хвостом вместо прически.
Она ведь не знала, каких трудов стоит мне образ милой, неискушенной юности, убойное оружие на службе и в личной жизни, я надеюсь пользоваться им вплоть до пенсии!
Сработало оно и с Антониной: вместо ненависти и злобы она прониклась чувством снисходительного покровительства, не без некоторого, правда, презрения. Разве это женщина, дитя малое, жертва коварного мерзавца Витьки! И еще один плюс выявился в мою пользу, Антонине стало ясно, что муж ушел от неё не к другой женщине, а к московской прописке, что польстило её самолюбию. Знал Отче, что делает, этот самозванный психолог без диплома высчитал все детали к выгоде для себя!
Насладившись произведенным эффектом, Валентин произнес заготовленный спич.
– Нин, я тут Вере всё рассказал, ей в конце концов надо знать, а то она одна в дурочках ходит, теперь вы потолкуйте, только, девочки, без драки, ладно? А я пойду, прогуляюсь, через часок вернусь, договорились?
Гнусный предатель получил согласие хозяйки и испарился, оставил меня расхлебывать малосъедобную кашу!
– Не промах у тебя брательник,» – одобрила его Антонина. – Веселый мужик, заводной, но шпана, скажу я тебе, жулик первостатейный, да так и надо, а то пропадешь.
Я не нашлась с ответом, только поулыбалась в знак согласия, не исключено, что Антонина приняла меня за слабоумную, что пошло всем на пользу.
– Садись, подружка, на кровать, чего мнешься, как не родная, – далее ободрила меня Антонина, поскольку я не вполне освоилась и прикидывала, каким же братом Валька приходится Верочке – родным или двоюродным. – Тебе братишка рассказал всю нашу историю? Или тоже документ представить? Плакать не станешь? Или уже было дело? Так не робей, я по молодости тоже немало их пролила, слезок-то, а потом взяла и плюнула. Хотела я с тобой, девушка, Ваньку повалять, припугнуть, что не знаю, с кем ещё Витек жить будет, полаяться с тобой маленько, а потом поплакать, да его так и быть тебе уступить. А ты, смотрю, робкая какая-то, бессловесная, боишься меня что ли? Грех тебя обижать, давай договоримся с тобой по-хорошему.