Гнездо Красной Птицы - стр. 78
– Наука – это наука, а жизнь – это жизнь, – перебил меня своим замечанием Червяк Инь. – Как можно слепо одно переносить на другое? Ведь действительность намного богаче сухой математики и надуманной физики!
Я согласился с ним, сказав:
– Да, вы совершенно правы. Но указанные мной методологические критерии согласуются с положением материалистической диалектики, что всё объективно существующее представляет собой единство общего и единичного, абсолютного и относительного. Условие инвариантности здесь исходит из наличия в любых физических объектах моментов общего и абсолютного, а условия наблюдаемости – из моментов единичного и относительного.
– Если человек смотрит на всё только через призму своего ума, не включая сердца, то он ничего не видит и не понимает, – сделала замечание Кабарга Чжан.
– Совершенно верно, – тут же согласился я с ней, – в своё время, будучи крайнем рационалистом, Платон недооценивал относительное и единичное в вещах, а вместе с ними и аспект наблюдаемости. Общее у него отрывалось от единичного и наделялось самостоятельным существованием. Пуанкаре, подобно Платону, был, прежде всего, материалистом и философом и уже во вторую очередь естествоиспытателем. Он исходил из достижений современной ему математики, в том числе из многообразия возможных геометрических систем, и на этой основе существенно развил методологию математики. Однако он недостаточно учёл специфику естественнонаучной методологии и автоматически перенёс условность математических систем на конкретные науки. Так возник конвенционализм, как некий тип соглашательства, согласно которому все основные принципы естествознания – суть условные соглашения учёных, принимаемые из соображений удобств и целесообразности. Однако конвенционализм является хотя и логически непротиворечивой, но ошибочной философской концепцией. Пути развития современной науки могут быть понятны только в том случае, если рассматривать научное познание как процесс всё более полного и адекватного отражения объективной реальности.
– Но вы же знаете общий принцип, который провозгласил Гёте: «Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет», – сказал Конь Ма.
– Я это учитываю, – согласился я с ним, – конечно, любое научное знание обязательно включает в себя элемент условности и соглашательства, конвенциональности, особенно в выборе исходных определений, единиц измерения, систем отсчёта и прочего, но эту условность нельзя абсолютизировать, распространяя её на все научные принципы. Эйнштейн, в отличие Платона и Пуанкаре, с самого начала учитывает специфику методологии физики. С одной стороны, в центре теории относительности у него лежат условие наблюдаемости и проблема опытного обоснования любых наших понятий и представлений. С другой стороны, этой теории вычленяются наиболее фундаментальные физические инварианты, самые общие и глубокие стороны физической реальности.
– Одним словом, – подытожил моё выступление Червяк, – понятно, что ничего не понятно. Умный человек выдумывает всякую блажь, а глупые люди верят всему этому. А в результате этого, кто-то впадает в вечную спячку.
Прихожане опять разразились смехом.
Тогда слова взяла мать Татьяны, Девятихвостая Лиса, сказав:
– Всё это – досужие рассуждения. Что же вы собираетесь делать со студентами, впавшими в летаргический сон?