Глубоко. Пронзительно. Нежно - стр. 32
– Вы кто? – почувствовал я ее нежную руку у себя на шее.
– Весна, – ответил мне ее голос. Я смотрел на шахматы, расставленные передо мной. Я решал очередную задачку из учебника, обычная зарядка для мозгов. Шахматы служили неплохими батарейками. Как только я погружался в этот клетчатый мир, где каждая фигура сидела в своей клетке, то лучше начинал понимать ценность своей свободы.
– Если бы я ее только встретил, я бы не дал ей опомниться. Я бы забросал ее комплиментами и цветами, как могилу своего одиночества, – поймал я руку жены у себя на шее, продолжая смотреть на доску.
– Я пришла.
– Я вас сразу узнал. Позвольте представиться, я кот. Мартовский. Давайте жить слитно, – двигал я пешку то так, то этак, чтобы получить преимущество. Задаче нужен был мат в три хода.
– Не с глаголами пишется раздельно.
– Но почему? – вернул я пешку в исходное.
– Я замужем, хотя до сих пор не могу в это поверить. Вот в чем заключается мое недоверие к тебе.
– По-моему, ты начинаешь торговаться. Но в одном ты права, всякая связь с мужчиной расценивалась как падение прежней цены.
– И насколько мы дешевеем?
– Ну, если машины в год теряют десять процентов своей стоимости. Думаю, так же и женщины, после каждого мужчины.
– Ты скажи, что им еще после каждого надо делать ТО.
– Лучше страховаться, тогда можно обойтись и без него.
Кухня напомнила о себе. Чайник засвистел, будто судья, который, увидев нарушение правил, решил остановить мою игру… Я посмотрел на жену: «Выключишь?» «Сам ставил, сам выключай», – увидел я в ее глазах. Тогда я отодвинул шахматы в сторону и скоро оказался на кухне. Выключил плиту и взял чайник за ручку, он начал жаловаться, всхлипывая эмоциями, словно малыш, которого не брали в игру взрослые. Я ополоснул кипятком заварочный чайник, бросил туда чай и пару листочков мяты. Залил фарфор до краев и накрыл крышкой.
– Вот настырная, не хотела брать трубку, я же сказала старосте, что болею, – не хотела оставаться одна в комнате жена и пришла через пару минут ко мне.
– Я думал, тебя любовник домогается, – разлил я чай по чашкам.
– Ты что, тогда я бы сразу ответила. А эта дозвонилась, с пятой попытки. Как я ее узнаю, эту студентку?
– Может, дать тебе плакат?
– Тогда они точно поверят, что я на больничном.
– А зачем она тебе, эта студентка?
– Зачет поставить.
– А, ну тогда она сама тебя узнает, даже не сомневайся, – снова улыбнулся я ее косичкам.
«А я все время сомневаюсь. Даже не знаю, почему. Как-то все хлипко, будто не мое, будто живу не своей жизнью, а моя где-то там впереди, счастливая, полная, с румянцем», – взяла в руки чашку Шила, абсолютно не отдавая себе в этом отчета, пригубила, обожглась и выругалась.
– Что ты все время строишь из себя?
– Не знаю. Хотела бы виллу, на самом деле как была пристройкой к тебе, так и осталась.
– Тебе не нравится наш очаг? – отвернулся я от Шилы к окну. «Дом будто проблема, как стоял, так и стоит, глобальный, а ты, каким бы ты ни был свободным, должен в нем жить. Преувеличиваешь, стоит только взглянуть в окно, в принципе, окно и есть увеличительное стекло. Ты разглядываешь медленно молекулы погоды, механизмы машин, микросхемы людей и их микрочипы – детей. Ты видишь в окне то, что никогда не смог бы увидеть без его лупы. Ночью окно увеличивает Луну. Днем – Солнце».