Глубина тихого омута - стр. 5
…Дождь разошёлся. Сижу на широченном подоконнике в кафе на Пушкинской, в гнезде из диванных подушек. Уютно, тёпло, пахнет булочками с корицей, на батарее сохнут мои тряпичные крылья. Представляю, как заходит с улицы другой ангел и дарит мне счастье. Нет, обознался, это портной из ателье по соседству пришёл в «Чудное мгновенье» за гостинцами для внучки.
За столиком у окна студентка читает Диккенса, делает пометки на полях, выписывает что-то в толстую тетрадь. В дальнем углу сидит молодой человек, пьёт чай и украдкой смотрит на незнакомку, подойти к ней явно не хватает смелости. Надо помочь, есть работа для ангела-почтальона. Я тянусь было за крыльями, но девушка вдруг вскакивает, хватает рюкзак, книгу, тетрадку, вылетает из кафе. Зачиталась, наверное, и теперь мчится на лекцию. Жалко, красивая история могла бы получиться…
На площадке между четвёртым и пятым этажами стоит стул, на подоконнике – пепельница, пачка крепких сигарет, подмокший вчерашний «Спорт сегодня». Это уголок Сан Саныча из двадцатой квартиры – жена запрещает курить дома, и он приходит сюда в домашнем застиранном халате, читает о футболе или с тоской смотрит в окно. Лет пять назад весёлый пьянчужка Сан Саныч каким-то чудом бросил пить, но стал меланхоликом. Посижу чуть-чуть на его стуле и пойду дальше.
Девяносто девять. Сто. Сто один. Сто два. Сто три. Пятый. Ф-фух! Почти дошёл.
…Не повезло мне сегодня с погодой, прохожие попрятались по домам раньше обычного. Пора снимать крылья и идти домой.
– Ой, Славик, смотри, ангел! Тот самый!
Ко мне подбежала молодая женщина, следом подошёл мужчина постарше, подал руку.
– Здравствуй, ангел.
– Добрый вечер, дети мои. Чем вам помочь?
– А ты уже помог, – женщина улыбнулась. – Позапрошлым летом мы здесь гуляли и тебя встретили. Ты заставил Славика встать передо мной на одно колено и читать стихи. Помнишь? Ничего такого ведь ещё не было, мы просто вместе работали.
Помню. Всё верно, именно этим я и хотел заниматься, чтобы ничего между людьми не было, а потом вдруг…
Они рассказали о помолвке, о свадьбе, о том, как прожили почти год в Гаване. Осенью вернулись, купили участок в дачном посёлке под Цыганской горой и в мае начнут строить дом.
– Спасибо тебе, – сказал Славик.
– Спасибо, ангел, – его спутница обняла меня и звонко поцеловала в лоб.
– Счастья вам, счастья, счастья! – пропел я. Дал петуха, и они рассмеялись.
Шесть лет мне понадобилось, чтобы эти двое повстречали, заметили, полюбили друг друга. Шесть лет и четыре попытки, но они, конечно, запомнят только последнюю, удачную.
Сто двадцать семь. Вот я и дома. Вешаю пакет на крючок в прихожей. Крылья влажные, надо будет на ночь положить их на батарею. Малыш прыгает вокруг меня, вертит хвостом, встаёт на задние лапы. Он голодный, конечно, и гулять хочет, и просто рад, что я вернулся. С ним нет смысла притворяться, прятаться, исчезает Митя, близорукий астматик, неуклюжий уличный ангел с тряпичными крыльями. Передо мной поставили одно условие: люди не должны ни о чём догадаться. О собаках речь не шла, и Малыш видит меня настоящим – светлым, лёгким. Видит серебристо-белые крылья за моей спиной.
Катерина Букшина
Александр Секацкий: «Емкая проза Катерины Букшиной несёт в себе следы оригинальности и неподдельности. Ложатся в строку даже некоторые нарочитые неправильности вроде того что „на полу валялся запах“, поскольку всё попадающее в поле зрения автора освещается странным мерцающим светом. Это признак стихийной силы повествования, как бы не знающей (и не желающей знать), где заканчивается психологический очерк и начинается эпос. Угол зрения, точка отсчёта перемещаются в любую систему координат, в текст словно бы вмонтировано устройство противодействия замыленному взгляду, и некоторые ракурсы говорят сами за себя, подсказывают стилистику письма: „Карандаш будто проживал всё, что создавалось его человеком, – он был оскалившимся львом, парусником в океане, печальной женщиной и загадочным существом, был далекой планетой и утренним цветком“. История отношений карандаша с его человеком и вправду рассказывается из глубины какого-то омута, и прием, используемый ещё в сказках Андерсена, применяется Катериной Букшиной бестрепетно и приносит свои плоды».