Главная партия для третьей скрипки - стр. 13

И Арина (в сон, что ли, провалилась?) вдруг оказалась на морском берегу. Причем была она не собой нынешней, а совсем маленькой девочкой. В своем любимом матросском костюмчике, который носила до третьего класса.

Откуда-то извне она слышала голос – Лев Людовикович что-то вещал про бурные океанские волны и золотистый песок. Но Арина видела не океан, а наше простецкое Черное море. Пляж с крупной галькой, мутноватое мелководье. Толстые тетки вгрызаются в кукурузу. А она – парит над землей и напряженно вглядывается: в купальщиков, в каждый коврик на берегу. Мозг лениво перебирает варианты: «Я мертвая? Или я в прошлом?»

Она, точно, бывала на этом пляже. И кукурузу покупала у старичка в тельняшке – вот он и сейчас ходит с корзиной, совсем не изменился.

– Дайте мне! – крикнула Арина.

Но продавец в ее сторону не обернулся. Зато она вдруг увидела – у самой воды, на пансионатном покрывале, устроилась мама. Бежевый купальник, «Остров Крым» в руках. Лицо умиротворенное.

– Мам! – бросилась к ней дочка.

Арина была почти уверена: мама ее тоже не услышит.

Однако женщина отложила книгу и вскочила:

– Аришка! Наконец-то!

На секунду стало очень страшно. Но руки у мамы теплые, а глаза совсем живые. И голос строгий:

– Дочка! Ты почему в квартире такой бардак развела? Мою чашку любимую разбила?

– Откуда ты знаешь?!

– Отсюда все видно, – грустно улыбнулась мама. И продолжила упрекать: – А еще я теперь точно знаю, что ты куришь. Пожалуйста, немедленно брось.

– Мам! – Арина смотрела на нее преданно и опасливо. – А мы с тобой сейчас где?

– Я – совершаю свое последнее путешествие по местам, где была счастлива. А ты оказалась со мной, потому что я очень о тебе беспокоюсь.

– А мы можем остаться вместе? – с надеждой спросила дочь. – Навсегда?

– Нет, – покачала головой мама. – Если ты уйдешь с земли до срока, то окажешься совсем в иной сфере. Не делай глупостей. Мы можем видеться и так.

…Когда Арина открыла глаза, в зале ничего не изменилось. Остались гулкость, пустота, неуют. Обнаженные женщины на стенах и горка матов в углу. Лев Людовикович сидел неподалеку. Чаша с пестиком стояла рядом. Броситься ему на шею? Расцеловать? Она поддалась порыву, вскочила.

Мужчина остановил взмахом руки:

– Никаких резких движений. Спокойно сядь. Закрой глаза. Глубоко подыши.

Арина безропотно исполнила указание.

– Хорошо. – Наконец позволил он. – Теперь можешь подойти.

И указал на пол рядом с собой.

Он сидел на коврике, ноги хитро перекрещены, засунуты одна под другую, будто индийский йог с картинки.

Арина не то что так – по-турецки не сядет, коленки обязательно противно хрустнут.

Секунду она поколебалась. Встала коленями на теплый пол. Уложила попу на ноги. Лев улыбнулся:

– Правильно. Поза ученика. Что-то практиковала?

– Э… в школе ходила на акробатику. Два месяца.

– Понятно.

Что за улыбка у него! Будто тот самый золотистый свет из медитации обволакивает.

Однако собственный разум (остатки разума) отчаянно сопротивлялись обаянию йога. Он просто гипнотизер или кто-то в этом роде. Ввел ее в транс, внушил невесть что.

Арина жалобно произнесла:

– Я видела маму. Это была галлюцинация?

Лев рассмеялся:

– Ты на учете у психиатра состоишь?

– Нет.

– У тебя когда-нибудь были видения? Бред, психозы?

– Никогда. Но мама ведь умерла! Как я могла ее видеть? Разговаривать с ней?! Откуда она узнала, что я чашку ее любимую разбила?