Глаша 2 - стр. 25

У обоих от волнения сильно билось сердце.

Да, она уже была готова на этот, последний шаг. Временами ей казалось, что она изменяет своему сильному чувству, предает собственную любовь к Владимиру. Но тут же оправдывала себя тем, что это самое чувство совсем не нужно тому, кого она так сильно любила.

«Для чего мне хранить верность тому, кто так безбожно предал меня? Тому, кто сделал мою жизнь невыносимой? Тому, кто сломал мне судьбу? Разве он достоин этого чувства? Боже, помоги мне его забыть! Я должна его забыть. И Александр Петрович мне в этом поможет».

На следующий день Глафира оделась чуть красивее обычного. Тане она лгала, что ей приказано супругой Горелова, прислуживать им вечером во время приема гостей. И что очень может быть, что ей придется заночевать у хозяев.

– Ты, если что, без меня не скучай, – не глядя в глаза Танюше, произнесла она.

– Постарайся-таки вернуться, – попросила ее подруга. – И смотри, чтобы гости на тебя не пялились. А то зажмут где-нибудь в уголочке, и на помощь не позовешь. Не положено. Сторонись чужих мужиков во хмелю. Будь у хозяев на виду. Чай, не станут они тебя подкладывать под гостей?

– Ты что, Таня! Как тебе это в голову пришло! Они очень порядочные люди.

– Знаем мы их, порядочных. Вся их спесь до третьей рюмки. А потом баб им подавай.

– Нет, Танечка, похоже, к ним в гости придут супружеские пары, – безбожно врала Глафира.

– Ладно, ладно… Но лучше домой ночевать приходи. Не то я изведусь.

– Ну, Таня… Это же не от меня зависит.

– Глафира Сергеевна, смотрите, в этом шкафу у меня находятся книги по истории и географии. Я хотел бы, чтобы мы их с вами разобрали, вытерли пыль с фолиантов и сложили их по алфавиту.

Шкаф был очень высоким, Горелов принес довольно устойчивую стремянку, и сам забрался наверх. Он подавал ей книги с верхних полок, а Глаша складывали их на полу. Сначала работа шла споро и так, словно эти двое были просто добрые приятели, разглядывающие книги и ведущие неспешную беседу.

– Ой, у вас есть почти все тома Карла Риттера[9]! – с удивлением воскликнула Глаша.

– Да, все девятнадцать томов, – с гордостью ответил Александр Петрович. – Но вы меня поражаете все более и более. Неужто вы знакомы с этим фундаментальным трудом?

– Нет, конечно, – рассмеялась Глафира. – Все тома я не читала. Они были у моего папеньки.

– Да? Вы никогда не рассказывали мне о своей семье.

– А что рассказывать? – легкая тень легла на ее лицо. – Многое из прошлого мне кажется лишь сладким сном. Наверное, я и была по-настоящему счастлива только в детстве и ранней юности.

– А сейчас что же? Вы бываете у своих родителей?

– Увы, нет. Дело в том, что я слишком рано осталась сиротой. Мои мама и папа умерли.

– Простите, ради бога… Как же так случилось?

– Ничего, я уже привыкла. Сначала умер отец, а потом почти сразу, от горя, умерла мама.

– А родственники? У вас же есть родственники?

– Есть, конечно, – Глаша с легкой грустью посмотрела вдаль. – Отчего бы им не быть. Но я с ними не роднюсь.

– Жаль.

– Мне тоже, – коротко ответила она, обрывая нить разговора. – Давайте я поднимусь на стремянку и протру полки.

– Только, ради бога, аккуратно. Не упадите. Я подстрахую вас снизу, – пообещал он.

Глаша ловко орудовала тряпкой, стоя на узкой ступеньке, а Горелов со странным выражением лица смотрел на нее снизу. Глаша протерла полки и повернулась к нему. На мгновение ей стало страшно – показалось, что стремянка слегка качнулась. Глаша охнула и полетела вниз – прямо в крепкие объятия Александра Петровича. Да, его объятия действительно были крепкие. Он аккуратно поставил ее на пол, но удержал возле себя. Решительным движением Горелов притянул ее талию, обнял руками и крепко поцеловал. Она не отстранилась, а тут же ответила на его поцелуй. Секунды капали на дно невидимой чаши времени, а они все продолжали долгий поцелуй. Александр Петрович дрожал от вожделения.