Гильзы в золе (сборник) - стр. 10
Адрес и фамилию старика установили из акта, составленного накануне вечером. Скоро его вместе с часами привезли в райотдел.
На следующий день в милицию по телефону вызвали мать Самойлова, Наталью Поликарповну.
Это была яркая, интересная женщина, одетая с большим вкусом. Она принесла тяжелый саквояж с продуктами и туфли для сына, по-видимому, купленные только что в магазине. Ее ознакомили с показаниями сына. Когда она перевернула последнюю страницу, лицо ее сделалось красным от гнева. Наталья Поликарповна порывисто взяла со стола ручку и, пока оперуполномоченный копался в бумагах, лежавших в папке, написала на протоколе допроса:
«Уже двенадцатый час, а Виталий не ел. Я видела, с какой жадностью он набросился на пищу, принесенную мною. У него отвислая челюсть и безумный взгляд. Он не стал говорить со мной. Эти показания – вынужденные. Н. Самойлова».
Негодующий оперуполномоченный, схватив протокол, воскликнул:
– Да вы же испортили документ!
Щеки женщины горели.
– Не верю вашему следствию. Я требую, чтобы его допросили при мне. Слышите, требую! Моему сыну не нужны старые часы с оборванным ремешком. У него свои. Я этого так не оставлю.
Беседа состоялась через день. Виталия допрашивали в присутствии матери, хотя этого и не требовалось по закону.
Слушая рассказ сына, не глядевшего на мать, оперуполномоченный не скрывал удовлетворения откровенностью парня. Наталья Поликарповна становилась то бледной, то пунцовой. Когда сын повествовал о том, как они от театра угнали чей-то «москвич» и, катаясь, разбили его, потому что ни один из троих не умел по-настоящему им управлять, мать вспыхнула.
– А зачем тебе все это рассказывать? Этого же нет в твоих показаниях. Ты же знаешь, сколько нам теперь придется платить. Кто вас видел?
Лейтенант вскочил с места.
– Уйдите! Слышите? И больше не приходите.
Два дня Наталья Поликарповна не ходила в милицию. Но, узнав, что дело для окончания расследования передали в прокуратуру, пришла ко мне. В ее руках был тяжелый саквояж с едой.
В кабинете друг против друга сидели на очной ставке Виталий Самойлов и Геннадий Ключевский. Я уточнял подробности, касавшиеся Нины Клинцовой. Девушку еще в первый вечер освободили, взяв с нее подписку о невыезде из города. Ребята подтвердили, что последний грабеж был единственным, в котором Клинцова участвовала. По их словам, Клинцова пошла с ними с большой неохотой.
Я разрешил конвоиру взять от Самойловой передачу.
Наталья Поликарповна поставила саквояж на пол, рядом со стулом сына. Виталий, нагнувшись, взял несколько свертков.
– А это отдай Генке, – попросил он. – У него нет ничего.
Глаза матери округлились.
– Что-о? Всякую шпану кормить? Хорошо еще тебе ношу. Ты знаешь, во что это обходится? Это все с неба не падает.
Я не ожидал, что Виталий окажется таким несдержанным. Он вскочил с места, губы его кривились.
– Ты, ты!.. Всего тебе мало! К черту!
Он отшвырнул ногой саквояж с передачей.
– Не ходи больше, не буду брать!
Когда мамашу выдворили из кабинета, парень дрожащими руками разделил с Глухим пачку сигарет и произнес:
– Везите в тюрьму. Без передач обойдусь. Отработаем. Не век сидеть будем. Поумнеем.
Следствие в прокуратуре закончилось довольно скоро. Родителям было разрешено свидание с арестованными.
Первым пришел отец Геннадия, сгорбленный крупный мужчина, придавленный тяжестью дум. Ему показали место напротив сына. Геннадий не решался взглянуть на него. Не дождавшись, когда сын поднимет голову, отец тронул его за плечо.