Генерал де Голль и Россия - стр. 5
В то время как Франция становится антироссийской, а общественное мнение определяется риторикой де Кюстина, в России рассеивается европейский, а значит, и французский мираж, столь способствовавший сближению двух стран. От Петра Великого до правления Николая I необходимость подражать Европе никогда не ставилась под сомнение. Прогресс подразумевал «европеизацию» и разрыв с русской спецификой. Французская революция и ее последствия, несомненно, поумерили этот энтузиазм, и великий историк Карамзин пишет в 1795 г.: «Век просвещения! Я не узнаю тебя – в крови и пламени не узнаю тебя»6.
В царствование Николая I западный мираж еще активнее стали ставить под сомнение. Историк Погодин констатировал в 1841 г.: «“Европейский” период русской истории уступает место периоду национальному». Это сомнение в Европе, в ее авторитете подпитывает риторику славянофилов, для которых русское своеобразие – определяющий фактор истории и прогресса России. На обоих концах Европы во взглядах, направленных друг на друга, читается враждебность, причем и те, и другие ссылаются на историю и цивилизацию.
Франко-русские отношения – это «пряжа Пенелопы», и принялись за нее, чтобы примирить враждующие страны, опять-таки литераторы. Во второй половине XIX в., отмеченной двумя франко-русскими войнами, именно великие французские писатели взяли сторону России. Бальзак, собиравшийся посвятить «Полковника Шабера» Кюстину, отказался от этой идеи после выхода книги маркиза и порвал с ним все отношения. А помимо него, Ламартин, Виктор Гюго, Теофиль Готье также проложили дорогу к переоценке России. Затем пришло время переводов шедевров русской литературы, которые Мериме предложил вниманию читающей Франции, и моды на «русский роман», у истоков которой стоял Эжен-Мельхиор де Вогюэ, познакомивший соотечественников с Пушкиным, Достоевским, Толстым. После проклятий Кюстина общественное мнение Франции открыло для себя совершенно иной мир, мир классиков русской литературы, мир, обладающий также уникальной историей, о которой поведал публике в присущей ему рассудительной манере Анатоль Леруа-Болье. И «Ревю де дё монд», со своей стороны, внес значительную лепту в пополнение знаний о России.
XIX век, век шовинистического угара и ненависти, завершался великой эпохой франко-русской дружбы. В обеих странах писатели представлены переводами своих произведений, имеющих и там, и там огромный успех. Хотя немецкая философия перехватила эстафету у идей Просвещения в России, французский остался языком элиты. Французские предприниматели обустраиваются в России, а вкладчики расхватывают облигации «русских займов». Германская империя, которую по горячим следам Седанской катастрофы Бисмарк строит в самом сердце Европы, и «страх перед немцами» заставляют забыть о страхе перед русскими. Французские правители осознают, что эта держава, которую так долго боялись, может стать противовесом Германии и замечательным тыловым союзником. За русским миражом последовал союз, заключенный в 1894 г. и подтвержденный военной конвенцией. Тому, кто впоследствии станет последним русским императором, в Париже устроили тогда небывалый прием, поскольку он воплощал в себе надежду на сохранение равновесия в Европе. Любопытно, что торговля в этом отношении отставала. Хотя Россия изыскивала во Франции капиталы, необходимые для ее развития, благодаря высокому спросу на облигации «русских займов», треть российского экспорта и половина импорта по-прежнему приходились на Германию, а объемы торговли с Францией были вдесятеро меньше.