Гендир? Заверните! - стр. 26
– Сиделку? – такого Катя и представить не могла. Она взрослая, руки-ноги целы, зачем ей сиделка. – Нет, что вы, Михаил Львович. Я спать буду. Только вы, пожалуйста, билеты отдайте Елене Викторовне и скажите, что я внезапно заболела.
– Найду, что сказать. И не вы, а ты. Будь умницей. Договорились? Екатерина Алексеевна?
– Да.
Поведению Алтунского не находилось объяснений, хотя, возможно, Катя просто была под воздействием лекарств и плохо соображала. Не должен директор так себя вести с обыкновенной сотрудницей. Разве Катя не проверила много раз, каковы мужчины. Как врут, изворачиваются и сваливают вину на других. На Катю. Даже мама всегда выбирала фальшивых канадских генералов и подруг, а не дочь. И Катя привыкла быть одна за себя. Понимала, что всегда наступит момент, когда все рухнет. Любые договоренности. Останется не симпатия, а только желание спасти свое самолюбие и привычный уровень жизни.
Перед уходом Алтунский донес Катю до ванной и поцеловал в макушку, прощаясь. Умывалась Катя, закрыв глаза. Видеть свое зареванное, несчастное, чуть помятое от сна лицо не хотелось совершенно. Красота она такая. Кажется вечной, а всего лишь тревожная ночь и поблекла, посыпалась. Бок ужасал, Катя закусила губу, испугалась. Может, зря отказалась от врача? А если трещина в ребре? Как быть? Туго перемотать? Или лед приложить и успокоиться? Паниковать поздно. Надо смириться с постельным режимом и неудачей с работой.
Кривясь от боли, Катя добрела до кухни. Алтунский оставил на столе таблетки, гель от ушибов и даже пару ампул со шприцем. Обезболивающее. Забавно, что в квартире одинокого мужика имелась аптечка. И нужные лекарства. Лучше Кате сразу укол поставить, не дожидаться, когда пошевелиться не сможет. В ягодицу он вполне сам воткнет, если аккуратно повернуться. Слезы опять навернулись на глаза от обиды на жизнь. И страх навалился. А ведь Катя считала, что бояться ей уже нечего, все страшное с ней давно случилось. Чем сильнее страх, тем больнее. Это известно. Надо победить страх и жить дальше. Победить себя и обстоятельства.
Громко зазвонил телефон, от неожиданности Катя подскочила и взвыла. Бок взорвался дикой болью. Вчера телефон выглядел убитым, но Алтунский перемотал его скотчем и, оказывается, свои функции телефон сохранил. Зная, в каком она состоянии, Алтунский не стал бы звонить. Может, Елена Викторовна? Получила билеты и решила узнать, что с Катей случилось? Отдышавшись и прихватив с собой пару бутылочек йогурта, чтобы не бегать за едой, Катя двинулась в спальню. Телефон звонил не переставая и стало понятно, что настолько настырной Елена Викторовна быть не может.
– Эти глазки, эти голубые глазки. Эти ласки, эти неземные ласки, – Чалый нарочно фальшивил, зная, что Кате это режет слух. В детстве она занималась в музыкальном кружке. – Чего молчишь, Катрин? Говори благодарности. Так и быть, словами возьму.
– Какие благодарности? – уже все понимая, спросила Катя.
– Я же классно все устроил? А? Шедеврально. Сам себя не похвалишь, ходишь как оплеванный.
– Чуть меня не убил.
– Ты чего? Я все видел, максимум пара синяков. Зато Алтунский будет над тобой порхать. Ты в его доме. Не смей быстро выздоравливать.
– Не твое дело.
– Мое, Катрин. Мое дело, мои деньги, мои приказы. Я в тебе не ошибся. Несколько дней и завернула генерального в одеялко. Сокращаем срок. Полгода тебе.