Где распускается алоцвет - стр. 4
Сейчас на плечи у неё был накинут пёстрый платок, а на носу были очки, и всё равно она подслеповато щурилась, вглядываясь в толпу.
«Не узнаёт, – подумала Алька немного грустно. – Точно, я же подстриглась… когда, год назад?»
– Баб Ясь? – неуверенно позвала она, подволакивая за собой чемодан. – Я приехала.
Бабушка охнула – а потом кинулась навстречу и стиснула в объятиях.
– Алечка, Алоцветик, приехала, умница, родимая, – запричитала она. Голос, дребезжащий, старческий, не вязался ни с крепким сложением, ни со свежим, минеральным запахом модного парфюма. – Как добралась? Всё в порядке? Я сегодня новости смотрела, ох и ужас же там у вас… Комендантский час?
«Значит, ввели всё-таки, – подумала Алька, вспомнив предостережение начальницы. – Значит, всё и правда совсем плохо».
– Не знаю, я уехала, – вслух ответила она и позволила бабушке расцеловать себя в обе щеки. – А в дороге сети не было…
– Голодная? Пойдём поужинаем, я с утра готовила, так наготовила… И Никуся с сыном придёт, помнишь Вельку? Большой стал!
Не слушая возражений, бабушка перехватила у неё чемодан и сама потащила его к внедорожнику, припаркованному прямо за оградой вокзала. Спускаясь с платформы, Алька оглянулась, невольно выискивая взглядом своего попутчика – как его звали, Айти? – и его приметную красную толстовку. Но никого похожего не было. То ли он уже ушёл, то ли соврал, когда сказал, что выходит в Краснолесье…
– Алоцветик, идёшь?
– Баб Ясь, сейчас!
Дом – родовое гнездо – стоял на отшибе от города. Когда-то, по легенде, это и вовсе была избушка в чащобе, но с тех пор Краснолесье разрослось, а чащобу в трёх местах рассекла железная дорога. Ещё южнее, у холмов, раньше была каменоломня, откуда в столицу возили белый камень с синими прожилками для отделки дворцов, но месторождение быстро истощилось. Теперь об этом напоминали только заросшие осинником карьеры, больше похожие на огромные овраги… Ехать пришлось долго. Алька подумала даже, что Краснолесье намного больше, чем ей запомнилось, и это уж точно не деревня. Когда внедорожник обогнул текстильную фабрику и съехал на едва-едва освещённую просёлочную дорогу, по обеим сторонам которой росли клёны, внутри что-то ёкнуло. Словно Алька вернулась вдруг в раннее детство, на каникулы, и мир был огромным, и в осиннике жил леший, на болоте – кикимора, а овёс на поле по ночам приминали коньки-скакунки.
И мама с папой ещё не развелись.
Это потом выяснилось, что лешего не видели уже лет сто, кикимору – тётю Тину из кондитерской – бояться не надо, а самые страшные чудовища могут быть милыми, хорошо воспитанными, носить штаны карго и иметь диплом об окончании Инженерного университета с отличием.
…а вот дом, в отличие от баб Яси, немного изменился. Совершенно точно подрос – справа прибавилась пристройка, судя по подъездной аллее, гараж. И крыша вроде бы стала другого цвета, хотя рассмотреть её в свете фар толком не получалось.
Зато васильки – геральдические цветы, как шутила бабушка иногда – по-прежнему росли повсюду. У ограды, по бокам от тропинки, вокруг террасы… В окне кухни горел свет. И в гостиной тоже, вернее, в той комнате с книгами, где обычно накрывали стол для гостей; похоже, что тётя Ника не только пришла на ужин, но и помогала с готовкой.
Вдруг ужасно захотелось есть; вспомнилось, что с утра не удалось перехватить ничего, кроме одного бутерброда и половинки шоколадки.