Где распускается алоцвет - стр. 26
Но чтоб мара – зыбкий сон, клок тумана – преследовала человека год…
– Тёть Тин, – с сомнением позвала она, переминаясь у прилавка с ноги на ногу. Очень манило безе со сливками и мелкой лесной малиной, но логика подсказывала, что яблочного торта будет более чем достаточно на двоих. – А ты ночниц тут не видела?
– Да помилуй, откуда. Думаешь, они ко мне за временной регистрацией приходят, как в городскую управу? – хмыкнула тётя Тина. С головы до ног в болотно-зелёном и сером, в косынке, не прикрывающей заострённых ушей, смуглая, тощая и вёрткая, сегодня она и впрямь была больше похожа на кикимору, чем на человека. – Нечисть промеж собой не дружит и союзов не заключает. А случайно заметить… Что-то я, конечно, чую – моровую девку, вон, издали видно, в струпьях вся, как ходячий труп. Но если ко мне зайдёт двоедушник или там колдун – как их распознать? Эх… Хотя сейчас всё может быть, – подумав, добавила она. – Вон, год назад, говорят, где-то большой курган раскопали, то бишь могилу – и оттуда ка-а-ак попрёт!
– Курган? – насторожилась Алька. – А где? Не у нас?
– А я почём знаю? – отозвалась тётя Тина ворчливо. – Слышала, и всё. Но с тех пор то леший где-то начнёт буянить, то навки туриста насмерть запляшут… Даже лихо видали, но не у нас, а там, к северу, – неопределённо махнула лапкой она. – Может, и ночница завелась, хотя их лет пятьдесят, пожалуй, не видали. Ну-ка, держи, а будешь нести, за дно придерживай.
– Ага, – кивнула рассеянно Алька, забирая коробку. Тяжёлую – пропитки и начинки тётя Тина не жалела. – Слушай, а может, и Костяной тоже оттуда?
– Шиш его знает, – прозвучал мудрый ответ. – Но я б курганы третьей дорогой обходила: то, что хоронят под тяжёлым камнем, лучше без нужды не беспокоить. Так-то.
По дороге Алька встретилась с Велькой – тот выбрался в центр, чтобы забрать из пункта выдачи новую партию учебников и пособий. К зиме он собирался устроиться куда-то хоть на полдня, чтобы не сидеть у родителей на шее, а до тех пор хотел подналечь на учёбу. Торт Велька помог донести до самой калитки, а потом свернул и пошёл назад, к дому Ёжёвых – мать собиралась нарубить капусты, чтоб заквасить, и он вызывался помочь.
– Может, вечером забегу к вам, – добавил он, расставаясь.
– Меня не будет, – предупредила Алька. – У меня дела.
– Ой, – расстроился Велька. И исправился тут же: – Ну то есть – удачи! В делах.
Когда она спросила у баб Яси, где лежат ведовские принадлежности, та, к её чести, не закричала радостно: «Ты наконец интересуешься ведовством?!»
Нет, всего лишь села мимо стула, изрядно Альку этим напугав.
– Ну, ну, я не хрустальная, не разобьюсь, – хмыкнула она, поднимаясь и потирая поясницу. – Хотя уже, прямо скажу, не резиновый мячик, как в молодости, чтобы от пола отскакивать… Ты чего задумала? Таки решила сделать оберег?
– Решила, но не для себя, – призналась Алька. – У Дарины дома кто-то вредит, хочу к ней с ночёвкой. Думала, может, мара, но на мару не похоже…
– Ночница? – тут же откликнулась баб Яся и по инерции потянулась к очкам, болтающимся на шее на цепочке. – Хотя их у нас тут давно не встречали… Ну, давно – не значит «никогда больше». Уехала я как-то добровольцем на археологическую практику в Полесье, лет сорок тому назад. Вышла ночью до колодца, и тут вижу – через улицу идёт высоченная баба, костлявая, в обносках. Метра три, если не выше. Идёт, а листья на яблоньках скручиваются и на дороге пятна, как плесень.