Гарь - стр. 15
– Что ты, Глеба, когда я на тебя обижалась – мама прытко развернулась и поцеловала его в щеку – просто знаю, как тебя подманить.
– Ну раз так, последний вопрос. Дед все там же живет, на тех же дачах?
– Да, в Переделкино…
Это был эксперимент. Даже, может, военный. Отец же ещё служил тогда, в девяносто первом. Приходят к нему из секрет-объекта и говорят, что, вот, гвардии майор Никонов, у вас сын подходящего возраста, второй ребёнок, знаем, на подходе. С квартирной планировкой мы ознакомились, и условия в детской признаны идеальными. Положение сейчас, сами понимаете, очень непростое. Родина, короче, в Вас нуждается. Судьба всего Союза, ну и вообще остальной части вот этого мира тоже зависит от наших с Вами испытаний. Отец, ясно, соглашается. Он еще и довольный, наверное, остался. Еще бы! Такое дело: собственную семью, детей посвятить на много лет вперед эксперименту государственной важности. На следующий день привозят кровать, два яруса. Устанавливают. Ну а дальше наш алко-Боря все сливает. Секрет-объекты под ликвидацию, учёные с записями исчезают в миражах свободного рынка. Потом у мамы выкидыш случился.... Но кровать двухъярусная так и осталась, прозевали ее, видимо, прапоры. Проходит три года, все, вроде уже забыто. Союза нет. И тут бам! Рождается братик…, и эксперимент неожиданно запущен. Старший сын занимает верхнюю эту самую полку, получает, как и прежде, весь солнечный свет, все тепло, а младший спит внизу в кромешной тени, куда и луч редко пробивается. Все, как было задумано. И так проходит десять лет, и никто про эксперимент не знает, а результаты, между тем потрясающие. Старший брат растёт весельчаком и умницей, настоящее солнышко, а вот младший спит в одном ботинке… Да, Глеба?!
Глеб глубоко вдохнул и затёр ладонями глаза. Голова была тяжёлая, зацикленная и горячая как под гипнозом. Подступал болезненный жар. Слова, которые, ему казалось, крутятся мыслями в голове, на самом деле говорил Вова. В окне за ветками клёнов все это время горел снег, и от этого света сознание мутилось и шло кругом. Казалось, бродит между машинами у подъездов кто-то в тени, мигает экран, что-то снимает.
– Да ты подкурил что ли? – старший брат со смешком сдавил ему мышцу между плечом и шеей – Чего с тобой?
– Засмотрелся…
– Во-о-о-т. И я говорю, – не хватило тебе в детстве витаминчиков, да и жар от батареи мозг плавил. Ты, кстати, так внизу и ложишься, когда заезжаешь, да? Вот не надо этого. Я тебе героически уступаю, – Вова подтянулся на кровати, и взмахнул рукой, – вот эту прекрасную солнечную долину.
Клёны в окне впитали январский мороз. Сплетенная чёрная чаща окаменела, клонилась на ветру и постукивала. Давно, в детстве, такими же зимами в ней, как в компьютерной игре с лабиринтом толкались малиновые шарики снегирей. Сейчас они, вроде, вовсе не прилетают.
– Давай, братишка, прикинь лучшее сравнение про наш пейзаж, на который всё детство смотрели. Что он тебе сейчас напоминает? – босая пятка с верхней полки чуть толкнула Глеба. Было слышно, как Вова набрал воздуха в легкие, задумался, засочинялся – Смотрю как на стоп-кадры митинга, скрещённые дубинки ОМОНа шустро прессуют аморфную белую массу столичных бузотёров. В чем причина волнения? Опять, опять не доложили маршмеллоу в какао, сил нету это терпеть! Марш! Меллоу! Марш! Меллоу! – Вова засмеялся и начал скандировать – Извини, Глеба, тут, пожалуй, не переплюнешь.