Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа - стр. 44
…Молодой коллега, желая подначить меня, в полемике написал по электронной почте: «Фраер в шляпе!» Я не обиделся, потому что, по-большому счету, он был прав. Все-таки черты бесшабашности, если не сказать точнее – гопничества, проявляются до старости. Ничем не вытравишь. Умные люди видят черту с порога. Извлек подарок Михаила Федоровича из кладовки, почистил, отпарил… Отличный фетр, хорошая атласная лента, не выгоревшая. И моль не подточила шляпу. Как новенькая! Водрузил на голову, вызывая завистливые взгляды попутчиков – бомжей с Ярославского вокзала и охранников из Сергиева Посада. В столицу я езжу в электричках Ярославского железнодорожного направления. Как мне объяснить коллеге, почему я не выбросил шляпу и теперь в ней хожу? На очередное заседание «Пень-клуба» я пришел в шляпе. Лепский посмотрел на меня, посопел… Лепский сейчас почти не выпивает. Так, бокальчик беленького… Готов биться об заклад, что на следующее заседание нашего «элитного» клуба Юрий Михайлович придет в шляпе. Не потому, что он повторюшка. А потому, что он знает цену этой ничуть не постаревшей фетровой шляпы. Комендантом Кремля, маршалом или министром МВД Лепский никогда не был. Впрочем, как и гопником. Михаил Федорович, когда мальчиком Лепский сидел за рулем их семейной «Волжанки» или «Победы», подталкивал его: «Газку-газку, сынок… Добавь! Газку!»
Известный журналист «Комсомолки» Виктор Шуткевич. На наших общих сборищах после третьей или четвертой рюмки Шуткевич рассказывал историю про то, как собкор «Комсомольской правды» в Англии достал и переправил в Минск (Шуткевичи – белорусы) редкое и дорогое лекарство для его отца. Мне становилось неловко. Я и был тем собкором. Рассказ повторялся с завидной регулярностью. И как-то я попросил Витю больше не рассказывать про лекарство. Шутя (так мы по-дружески звали Шуткевича) очень удивился: «Я же не рассказываю про то, как вы с Валькой Симоновым у гостиницы “Россия” ночью “расписывались” струями на белом снегу! А потом Валера Ниизматов выручал вас из обезьянника…» Но сейчас не про тот бесславный эпизод наших с Симоновым походов в ночное. Симонов тоже дёрзкий паренек. Думаю, что скоро Лепский попросит меня не рассказывать про шляпу отца.
Шкловский любимые истории в своих книгах рассказывает по многу раз. Буквально через страницу. Не боится повторять одно и то же. Повтор эпизодов в Библии – обычное дело. Чтобы люди лучше запомнили. Мои повторы тоже вполне осознанны. Внезапное их возникновение в памяти я не в силах контролировать.
Глава 4
Снегом стать
Накинем газку и мы…
Сначала я записывал свои сны, считая их пророческими. Потом записывать перестал. Но сны продолжали сниться. Вот последний. Мой сын Андрей женится. Он, кстати, женат на одной и той же женщине дважды. Так получилось у них. Свадьбу (во сне) сыграли в виде спектакля-маскарада. Я исполнял роль предводителя морских кикимор. Морские бывают ли? Шутовской колпак с бубенцами на голове, обтягивающее трико в горошек, туфли с загнутыми носами, вместо волос водоросли. На следующее утро в огромном замке все примеряют новые наряды. Я мечусь из зала в зал, ищу свою обычную одежду – пиджак, брюки, рубашку. Но их нигде нет. Все шкафы завалены экзотическими мундирами солдат и королей, костюмами шутов и палачей. Я плачу от бессилия, черный грим течет по щекам. Ведь мне нужно срочно на утреннюю планерку в любимой газете. Выбегаю на улочку старинного города. Булыжная мостовая. Все смеются надо мной и крутят пальцами у виска. Фонарщик гасит фонари. Утро. Навстречу гонит проволочкой-крючком обруч по тротуару – помните? – мальчик с выгоревшей на солнце челкой. Его зовут Шурка. Он кричит мне: