Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса - стр. 70
– Для него, кажется, уже нет, – проговорил Кратов, припомнив простертую к нему корявую длань и проистекшую от нее волну тепла.
– Так почему он к тебе привязался? – повторил вопрос Ертаулов.
– Понимаешь, он считает, что не так давно кто-то слегка подправил мою память. Есть такая штука – ментокоррекция.
– Слыхал, – перебил его Стас. – И что?
– Ничего. Сообщил мне эту новость и отпустил с миром.
– Я бы на его месте отстранил тебя, – произнес Ертаулов. – Для собственного же успокоения. А вдруг в твоем мозгу врагами Галактического Братства, вынашивающими зловредные планы супротив пангалактической культуры, упрятана некая разрушительная программа? В один прекрасный момент она заработает, и ты уничтожишь наш корабль, а с ним и все милое нашим сердцам мироздание.
– Он говорил о каком-то погашенном очаге сильных эмоций.
– И ты ничегошеньки не помнишь?
– А как я могу помнить? Если кто-то и вправду поработал с моей памятью, так уж наверняка он позаботился, чтобы я не помнил и о самой ментокоррекции!
– Резонно. Выходит, Большой Дитрих преступил медицинскую этику?
– Вовсе нет! Просто он отнесся ко мне, как профессионал к профессионалу. Честно предупредил меня о возможных осложнениях в моей работе. Если эти осложнения вообще когда-нибудь всплывут.
– Думаю, мастера он тоже предупредил, – сказал Стас. – Как профессионал профессионала. Ведь если тебя запрограммировали, то с момента включения этой программы ты себе уже не хозяин.
– А мастер как здравомыслящий человек выругал все это метафизикой, – усмехнулся Костя. – Где ты подцепил эту байку о врагах? Какие у нас могут быть враги?
– Да есть слухи, есть, – туманно промолвил Стас.
– Все-то ты знаешь! Но уж если это враги, а не идиоты, то, наверное, они нашли бы более подходящий объект для своих козней, чем я. И не подставились бы на первой же медкомиссии Большому Дитриху.
– Они его недооценили! – Ертаулов вдруг захихикал. – А этот… Кристенсен… тоже тебя вербовал?
– Еще как!
– И ты? Сдался?
– И не подумал.
– И напрасно. А вдруг он хороший скульптор? Вернемся домой, напрыгнем на его выставку в Стокгольмский Центр искусств. Все вместе – я, ты, Рашуля. Там и решим. Кстати, фамилия у него явно не шведская, а живет он почему-то на Готланде.
– Я, к примеру, славянин. А родился и вырос в Монголии, в пустыне. Тебе это не странно?
– Стас, где ты? – донесся до них голос Рашиды. – Я тебя жду!
– Бегу, лечу, – откликнулся Ертаулов и пристально посмотрел на Костю. – Мне странно другое, – проговорил он. – Отчего тебе вдруг перестали нравиться рыжеволосые девушки?
– Но Рашида не рыжеволосая! – изумился Кратов.
– Это уж точно, – уклончиво сказал Стас.
Дойдя до тупика и таким образом выполнив свою задачу по тисканью кнопок, Костя присел на один из ящиков. Ему хотелось спрятаться подальше от посторонних глаз. Исчезнуть хотя бы на время, на те часы, что оставались ему до вахты. Чтобы никто ни о чем не расспрашивал, не изрекал странноватых намеков. И не лез бы с такими неуместными признаниями!
Получалось, что Стас каким-то малопонятным образом догадывался о причинах его душевного состояния. И было бы неплохо вызвать его на откровенность. А то и взять да вытрясти из него все, что он знает. Но отважиться на это Костя почему-то никак не мог. И сам себе объяснял такую нерешительность побочным эффектом ментокоррекции.