Гадина - стр. 3
В Пятигорск Купердонов не приезжал последние лет тридцать. С середины лихих девяностых. И он поразился размаху свершений у радоновых источников. Здешние бутики, рестораны и виллы ничем не отличались от бутиков и ресторанов Рублевки. Цены тоже не отстали. Сначала они поселились в частном отельчике. Номер полулюкс, цена – чирикастый. То есть десять тысяч рублей. Так им сказал хозяин отельчика. Небритый абхаз в джинсовой жилетке. Он сказал Купердонову:
– С тебя чирикастый. И все! Ты – мой гость… Ну?!
Гарик обрадовался. В Москве говорили, что горцы обнаглели. Мол, никакого кавказского гостеприимства не осталось уже и в помине.
Утром племянник старика с интересом посмотрел в вырез Светкиного сарафана. И с наглецой, лениво растягивая слова, объяснил. Чирикастый, во-первых, за день. Во-вторых, с каждого человека. А старик, конечно, наобещал. С три короба. Радоновый рай с горячим лавашом, бараньими шашлыками и виноградной чачей. Но он уехал в горы. За козьим молоком. И вообще, он деревенский. Ничего в бизнесе не понимает.
Купердонов прикинул. Выходило не хило. Сто сорок штук за неделю. Почти трюльник зеленью. Шубка «черный бриллиант» стоила как раз три тысячи. Чертыхаясь, он отдал племяннику двадцать тысяч кешем. В отельчике карточкой Visa оплату не принимали. Везде уже принимали, а у старика-абхаза нет.
На «японке», подозрительно дребезжащей кишочками и попукивающей выхлопной трубой, Гарик со Светкой переехали в «Нарзан». Гостинично-санаторный комплекс. Тысяча восемьсот рублей за сутки. Стандартный номер. С двумя совковыми кроватями через тумбочку. Кровати Гарик сразу сдвинул, а на тумбочку поставил портативный ноутбук. Он и на отдыхе всегда работал. Записывал свои, как ему казалось, смелые издательские бизнес-идеи. Нащупывал стратегию. В углу номера пыхтел и покрякивал холодильник. Чуть ли не «Юрюзань» производства прошлого века. Холодильник сразу же забили персиками, вином «Изабелла» местного розлива и виноградом. Чтобы холодненькое, и чтобы во рту каталось. Вкус почти что уже и забытого советского счастья.
Купердонов после первой же ночи сделался злым и со Светкой не разговаривал. А получилось как? Ночью, уже в «Нарзане», выпили бутылку «Изабеллы». Она оказалась чернильного цвета. И не торкала. На дне стакана оставалась фиолетовая то ли крупа, то ли нифеля. Какие-то выжимки от винограда. Поклевали вялых, с морщинистой кожей, персиков. Светка, деловая колбаса, заявила:
– Папик, давай-ка по-быстрому! А то мне еще на дискотеку!
Когда Купердонов заполнял анкету гостя, Светка встретила знакомых мажоров из Москвы – офисный планктон. Они приехали в Пятигорск на крутых тачках. Размножаться. Или планктон почкуется? Они пригласили Светку на ночную дискотеку. Приехавшие отвязные пацаны, все похожие на иноагента Чичваркина, получали бонусы, которые Купердонову и не снились. У одного в ноздре посверкивал бриллиантик. У другого в ухе болталась серьга. У всех на лицах легкая небритость, перерастающая в козлиные, под нижней губой, бороденки. Купердонов оскорбился. По-быстрому… Кошки они, что ли, или кролики? Быстро – это к Чичваркину. Пулей слинявшему в Лондон.
Купердонов завернулся в простыню и отвернулся лицом к стенке.
Светка упорхнула на дискотеку, зажигать. «Бирюлевская гетера! За что только я ей деньги плачу?» – думал Купердонов. И тяжело вздыхал в ночи. За отдельную плату секретарша исполняла роль девушки-эскортницы. Кинопродюсер Горюнов не советовал Купердонову искать утех у местных прелестниц. На память приходили стихи Лермонтова. Пятигорск ассоциировался с Михаилом Юрьевичем. «Погиб поэт – невольник чести! Пал…» Как там? Дальше никак не мог вспомнить. Заклинило. Бывает… Купердонов ворочался с боку на бок, мучился. Но так и не вспомнил.