Фрунзе. Том 2. Великий перелом - стр. 8

Да, конечно, его деятельность несколько ломала бизнес.

Их бизнес.

Ну это не беда. С мошенниками дела вести как-то проще, чем с тупыми и агрессивным мастерами гоп-стопа. И денег это приносило много больше. Так что параллельно с процессом чистки центрального аппарата ОГПУ всей верхушкой и средним звеном московской партийной организации шел поиск продуктивных мошеннических схем и исполнителей для их реализации…

К началу 1927 года первичную задачу Дзержинский решил. И готовился к чистке уже региональных аппаратов, поэтому нуждался в новых унтерах. Вот и обратился к Фрунзе, у того ведь тоже имелись определенные виды на этих ребят. Он их активно привлекал в армию. И требовалось согласовать столь щекотливый кадровый процесс. Чтобы не переругаться из-за них.

– И на заводы. Их нужно поставить на заводы, – заметил нарком.

– Так мы и так на все заводы военные поставили таких унтеров.

– Не только на военные. При каждом заводе должен быть особист, чтобы приглядывать за его работой и хищениями. Сам же уже понял, насколько все это сурово.

– С этими бы разобраться… – отмахнулся Дзержинский.

– А я и не говорю, что сейчас. Ты очень правильно поступил, что начал с центрального аппарата. Рыба, как говорится, гниет с головы. Приведешь в порядок его. Потом ключевые региональные аппараты. Потом остальные. И только потом уже можно будет создать сеть на всех более-менее крупных предприятиях и объектах. Тех же ключевых железнодорожных узлах.

– Ты представляешь, как это раздует аппарат?

– Его все равно раздувать. Люди не стальные. Их нужно умеренно нагружать, чтобы на долгой дистанции не упали как загнанные лошади. Это мы с тобой бессмертные пони, другие люди так не могут, – заметил Фрунзе, напоминая ему шутку, рассказанную уже не единожды. – Не сильно, конечно, раздувать. Но втрое – точно. Плюс отдельно группа спецназа и штат выездных бригад оперативников.

– Иногда мне кажется, что не я, а ты управляешь ОГПУ, – несколько раздраженно фыркнул Дзержинский.

– Так я просто говорю. Высказываю мнение, – пожал плечами Фрунзе. – Со стороны. И с удовольствием выслушаю твои соображения относительно армии. Все мы люди, все мы человеки. И у любого может глаз замылиться, или он от усталости что-то пропустит. Решение же принимать тебе и только тебе.

– Все верно, – покивал Феликс. – Это я так – ворчу. Устал…

Коснулись в беседе они и Тучкова[4].

Он оказался тесно связан с так называемым «ягодным делом». Через Генриха и его связи, оставшиеся еще со времен Свердлова, он реализовывал изъятые церковные ценности. Далеко не все, но весьма много. Те самые, что регулярно «пропадали» после конфискации. И Дзержинский не знал, кем его заменить, потому что он вроде как успешно занимался церковными делами.

– А успешно ли? – отхлебнув из кружки, спросил Фрунзе.

– А разве нет?

– Если хочешь, я тебе расскажу, как это все выглядит со стороны простых крестьян и обывателей. Если нет – то и помолчу. А то ты и так уже вон ворчишь.

– Ты обиделся, что ли?

– Шутишь? С чего? Ты просто устал, и я не хочу тебя пустой болтовней перегружать. Сам я в церковных делах не силен. И могу только пересказать, что слышал краем уха. Ты ведь знаешь, я с простым людом охочий поболтать.

– Знаю-знаю, – расплылся в улыбке Феликс Эдмундович. – Иной раз подойдешь к заводу и с каким-нибудь слесарем языками зацепишься. А у директора местного семь потов сойдет, пока он стоит и наблюдает за тобой в окошко. Мой человек думал, что у того сердечный приступ случится за время разговора.