Фрунзе. Том 2. Великий перелом - стр. 7
Для закрытия ответственных, ключевых должностей Феликс достаточно просто нашел людей. Подтянул из НКВД. Благо, что их требовалось немного.
А вот для должностей попроще людей уже у него не хватило. Во всяком случае, проверенных и более-менее подготовленных. Подтягивать кадры из регионов не хотелось. Они не были проверены. И, судя по всему, имели как бы не бо́льшие проблемы, чем в центральном аппарате. Он обратился к кадровому резерву армии, то есть к Фрунзе. И в самые сжатые сроки в ОГПУ стали поступать «фельдфебели» и «вахмистры» старой службы на строевые должности.
Да, это не их профиль.
Но их уровень образования и адекватности, как правило, заметно превосходил тех, позиции кого они замещали. И главное – они умели достаточно точно выполнять инструкции. Вплоть до режима «вахтера».
Спорный момент. Но он дал свой эффект. И центральный аппарат ОГПУ из шайки-лейки, по сути, случайных идей превратился в довольно жесткую и хорошо организованную структуру, которой можно было отдать приказ и не контролировать его выполнение вручную.
Для поднятия же уровня профильной компетентности все эти «унтера» уже к началу 1927 года прошли через краткие курсы. И продолжали учиться. В том самом центре, который Фрунзе и Дзержинский уже к тому времени создали. Более того, их всех обязали получить еще и подходящее профессии профильное гражданское образование. Хотя бы средне-специальное, но лучше – высшее. И нарезали сроки «дорожной карты». Причем унтера, получившие шанс, не стали воротить носа и ответственно взялись за дело. Со всем возможным рвением.
Самым первым результатом подобного решения стало то, что по Москве посыпались старые порочные связи. Бывшие унтера, не устроившиеся в новом мире, имели свои счеты как с партийцами, так и с уголовниками. Жили-то они все эти годы не сладко.
Старые сотрудники, конечно, остались. Единично. Как раз такие вот, как сам Феликс. Идейные. Но они этим «фельдфебелям» не мешали. Отнюдь. Даже помогали. Поскольку видели их рвение по работе и отсутствие «мутных схем», то есть принимали, по сути, за своих.
Партия, конечно, на все эти игры Дзержинского и Фрунзе смотрела крайне прохладно. Почему? Так ведь эта чистка привела к тому, что у многих партийцев, в том числе высокопоставленных, оказался сломан их маленький «бизнес». Из-за чего резко упал их уровень жизни до совершенно неприличного уровня – до зарплаты. К чему они оказались морально не готовы[3]. Как и их жены. Особенно их жены.
Впрочем, пока они помалкивали, надеясь, что гроза отгремит и все вернется на круги своя. В конце концов, Дзержинский тряс только своих людей и разного рода воровские малины. Партийцев же если и привлекал к ответственности, то рядовых.
Вот они и мыслили – все люди хотят жить и жрать. Причем жить как можно дольше, а жрать как можно слаще. В партии считали, что, когда эта возня закончится, можно будет все вернуть на круги своя. А то, может, и больше отжать. И хоть и воспринимали деятельность Дзержинского очень прохладно, но открыто против нее не выступали. Тем более что он делал большое дело – чистил московские банды, которые представляли в 1920-х годах весьма нетривиальную и всеобъемлющую беду с прекрасно укрепленными малинами. И вероятность быть ограбленным, а то и убитым этими ухарями была даже у наркомов или членов Политбюро.