Французская литературная классика на отечественном экране и русская на французском. Материалы научной конференции 9–10 декабря 2012 г. - стр. 4

У Мериме такое проявление правовой самостоятельности героини отсутствует, как и выражение убежденности в преимуществах цивилизации. Заметим, что, в отличие от Коломбы, Лидия в повести не описана подробно. Портрет главной героини приведен выше, он дополнен замечаниями: «прекрасная Коломба» («lа belle Colomba»), «высокая, сильная девушка», «настоящая корсиканка», «прекрасная итальянская натура», у нее «благородная, невинная головка», «нежный и музыкальный голос», она натура поэтическая[2].

О Лидии же замечено: гримаска «хорошеньких губок» («jolie bouche»), и далее: «jolie compagne de voyage», «belle fille», «père d' une jolie fille» («хорошенькая спутница», «хорошенькая девушка» полковник – «отец хорошенькой дочери»); у нее «белокурые волосы», она «в парижском костюме»[3]. И лишь в мечтах Орсо со свойственной влюбленному гиперболизацией она предстала в большей определенности. Он грезит о Лидии и видит перед собой «голубые цветы, похожие на улыбавшиеся ему глаза», её «светлые, тонкие и нежные, как шелк, волосы, блестели, как золото… Её глаза казались ему синее небесного свода», на ней «муслиновое платье», из-под которого выглядывала «маленькая ножка в черном атласном башмачке»[4]. Как писал Пушкин о голубоглазой блондинке Ольге Лариной, «любой роман возьмите и найдёте верно её портрет…»[5]. Зато Мериме подробно описал нрав Лидии как представительницы общества. Её привело на остров праздное любопытство, она рада, что заполучила «клочок от обоев из… комнаты», «где родился Наполеон»[6].

Действия, желания, цели Коломбы далеки от тех, которыми живёт Лидия. И в контрасте двух молодых девушек – корсиканки Коломбы и англичанки Лидии, оказавшейся все же способной на любовь, в повести предстает ещё одно столь же сильное, как и в основном сюжете, противопоставление существования, близкого природе, и жизни цивилизованной. Придание решительности характеру Лидии понадобилось режиссёру для утверждения значимости цивилизации, по поводу которой Мериме ироничен как раз при описании молодой англичанки.

Скучающая, пресыщенная жизнью мисс Невиль, путешественница в мире людей и в мире книг, смогла все же уберечь двух детей природы. Способная на чувство, она спасает жизнь Орсо, но разрешило ли это ситуацию как таковую? Ведь Коломба осталась верна себе, как и корсиканцы. Куда они смогут уйти от вендетты, не замуж же за Лидию? Или им надо принять законы, которыми вертят мэры? И префект, этот Deus ex machina, всегда ли он окажется рядом до того, как новый сержант стрелков, крестник другого Барриччини, найдёт скрывшегося в маки еще одного Орсо и застрелит его без суда? Орсо улетел в Италию (у Жауи – во Францю) на крыльях любви. Любовь спасла и героя поэмы Пушкина «Кавказский пленник». А трагедии в поэмах «Бахчисарайский фонтан» и «Тазит» обнаруживают непреодолимую пропасть между человеком цивилизованным и человеком, живущим согласно обычаям, которые не признают законов цивилизации.

Но соблюдаются ли законы и спасительны ли они? Не убаюкивает ли себя всё более рациональный европейский мир этой хвалой цивилизации? Ведь и Коломба, надевшая европейское платье, не видит себя замужем за военным и собирается из племянника сделать корсиканца. Где, кроме культуры, этого гётевского западно-восточного дивана, любви, этой редкости, и религии, всё более условной данности (и Коломба – католичка, она перекрестилась перед обедом), где возможны точки пересечения и мирного сосуществования живущих в одном селении? Мериме знает о том, что законы, выработанные цивилизацией, не способны играть ту роль, какую играют обычаи народа. Но жизнеспособна ли опирающаяся на свои законы цивилизация – таков риторический вопрос писателя.