Француженки не заедают слезы шоколадом - стр. 37

– Мне было тогда лет двенадцать.

Сара напряженно улыбнулась:

– Кажется, в этом возрасте проще сменить карьеру, чем в двадцать три.

Столько ей было, когда она начала учиться в Culinaire. Она рассталась со специальностью инженера чертовски быстро. И к черту Политехническую школу.

– А в двадцать семь? – внешне спокойно спросил он, делая вид, что его очень интересуют большие греческие колонны église de la Madeleine[45].

Сара резко повернулась к нему.

– О чем ты говоришь?

– Да так, ни о чем, – безразлично ответил он.

– Тебе столько лет?

Он пожал плечами и вытянул перед ней руку, чтобы она не попала под проезжающий автомобиль.

– Ты хочешь сменить работу? – Сара даже задохнулась от волнения.

Патрик поднял бровь:

– А разве похоже, что я хочу сменить работу?

– Ты же MOF[46], – не могла поверить Сара. – Ты не можешь.

– К тому же Люку я почти что брат, ведь мы с ним были в одной приемной семье, – согласился Патрик. – Так что, сама понимаешь…

«Я действительно не могу. Я нужен ему. И он всегда был рядом, когда был нужен мне».

– Его брат? – От удивления Сара приоткрыла рот и уставилась на Патрика. – Погоди, ты… был в приемной семье?

– Да. Так вышло. – Он пожал плечами, прерывая разговор. Значит, не надо продолжать эту тему. Ему-то точно не надо. Все равно, спасибо Люку. – Никто не понимает наших с ним отношений. Люк уже ушел от них, а я пробыл в той приемной семье всего несколько месяцев до того дня, когда он позволил мне стать его учеником и переехать в крошечную квартирку рядом со своей. Вот и получается, что у нас отношения братские, хотя мы и не братья.

Она наморщила лоб, и ему захотелось наклониться и осторожно, едва прикасаясь, разгладить его губами. Он мог бы поспорить, что в один миг снимет все напряжение. Пусть даже оно уйдет в оплеуху, которую она отвесит ему.

– А сколько тебе было лет, когда ты начал учиться у Люка?

– Пятнадцать. Как обычно.

– Так он вроде как закончил твое воспитание?

– Смотри, – радостно воскликнул Патрик. – Ladurée[47]. – Он положил руку Саре на спину, чтобы повернуть ее к витринам, и посмотрел на ее лицо. Прославленный salon de thé[48] был символом Парижа и macarons[49] для половины мира. Элегантные стопки зеленых, цвета мяты, и розовых коробок, а также pièces montée[50], сделанные из macarons, заполняли окна под навесами из темно-зеленой ткани. Патрик даже во сне мог бы сделать macarons получше, ну да ладно. Лицо Сары заполнилось вожделением, и она забыла о Патрике. И, что еще важнее, об их беседе. Он почувствовал это и решил, что так даже лучше. И зачем только он упомянул чертовы слова «приемная семья»!

– Ты этого хочешь? – спросил он. – Чтобы у тебя была собственная кондитерская вроде Ladurée?

– Моя не будет столь же знаменитой, это очевидно, – смутилась Сара.

Он поднял брови, поскольку не понимал, что тут очевидного. Ведь все, к чему он сам имеет какое-либо отношение, может быть только легендарным.

Такой взгляд уже вошел в привычку.

И он учит ее. Неужели она не понимает, как много это значит?

– Думаю, что хочу что-нибудь похожее на то, что сделала жена Филиппа Лионне. Ты же видел ее заведение?

Он не мог вспомнить даже имя жены Филиппа, зато помнил, как выглядят ее ноги в туфлях на действительно высоких каблуках. Да будет ему даровано прощение за такие воспоминания.