Foxtrot втроем не танцуют. Приключения русских артистов в Англии - стр. 28
Но вот зима позади, льдины бесследно растаяли, прибрежные холмы покрылись вначале легкой зеленью, словно бронзовые монетки – патиной, а вскоре и россыпью мелких цветочков, похожих на крошечные сиреневые хризантемы. Над Блэкпулом развернулась во всю свою опьяняющую мощь вдохновляющая пора весны и расцвета жизни.
Время белых ночей!
Силуэт деревянного пирса, отделяющий зеленую твердь от сизой хляби небесной, постепенно окрашивается под натиском рассветного солнца в привычные глазу тона и оттенки. Низенький заборчик, отделяющий владения Ирландского моря от владений Блэкпульской мэрии, внезапно оказывается ажурно-кружевным, сквозь чугунные завитушки проглядывают морские волны. Силуэты птиц, неподвижно заполнивших жердочки заборчика, словно ноты – пятиструнную линейку партитуры, под лучами солнца превращаются в белоснежных чаек, которые тут же оживают и с истошными криками срываются всей стаей куда-то высь. Мгла отступает под натиском нового дня, в глубине Туманного Альбиона возникают угловатые контуры городских крыш. И светофоры из загадочных трехглазых чудищ, скрытых в тумане, превращаются в заурядные железные столбы перекрестков.
С каждой минутой все отчетливее проступал эпатажный шедевр местной архитектуры – Блэкпульская башня, сводная сестра Эйфелевой. Светлые пятнышки, блуждающие в морской дали, настойчиво превращались в огни лайнера. Море торопливо, как артистка в гримерной, меняющая сценические платья, сбрасывало с себя унылый серый цвет плаща-дождевика и романтично облачалось в нежно-голубые оттенки шелкового платья. Бортовые огни далекого лайнера внезапно гаснут. Но проходит всего несколько минут, и мираж оживает, и отчетливо проявляются резкие контуры носа и кормы.
Впрочем, солнце так и не смогло одержать полную победу над тучами, плавающими на горизонте, словно гигантские, чуть измятые гигантской десертной ложкой шары черничного мороженого. Зашуршал по листьям и забарабанил по асфальту мелкий занудливый дождь, его капли придали автодороге яркость туши для каллиграфии. Водители автомобилей включили дворники, водяная взвесь оседала на лицах прохожих, затрудняла дыхание. Стрелки часов на трамвайной остановке, с типичным в Британии римским циферблатом приблизились к восьми, и теперь уже не редкие прохожие, а целые толпы заспешили по тротуарам, расцвечивая грустные улицы десятками пестрых, веселеньких зонтиков. Там, где тротуар отделялся от проезжей части низеньким и тонким кирпичным бордюром, текли грязные потоки дождевой влаги, смывающей на своем пути всю пыль города. Дождик пригнул к земле саблевидные листья ирисов, украсил апельсиновые балетные пачки маргариток хрустальными кабошонами. На высоких стеблях садовых канн вздрагивали перепуганными бабочками под ударами дождевых капель желтые и красные цветы.
По легким крышам-зонтикам летних кафе грохотали сыплющейся из охотничьего ящика дробью дождевые капли. Под белыми пластмассовыми столиками и такими же белыми стульями с дырчатыми, ажурными спинками растекались неровные лужи.
И вдруг дождь хлынул как из ведра. Прохожие, которых уже не могли уберечь от гнева небес зонтики, кинулись под крыши домов спасать свою стремительно промокающую одежду в кафе, за витринами магазинов, заблестевшие, словно зеркала. Дождь обрушил потоки небесной влаги на брусчатку городской площади. Крыши над уличными сувенирными лотками превратились в этнические барабаны, угрожающе громыхавшие под ударами невидимых палочек фантастического музыканта.